"Виктор Астафьев. Обертон" - читать интересную книгу автора

Песня оборвалась, но звук все бился, все клубился в тесном пространстве и,
не вырвавшись из него, опал туда, откуда возник.
Какое-то время в сортировке ничего не шевелилось, не шуршало, казалось,
любое движение, стук, шаг неизбежно что-то обрушат.
- Ну, Любка, подь ты к чертям! Тебя наслушаешься - так хоть удавись...
- А ты не слушай, коли сердцу невмочь, - крикнул кто-то из парней и
захлопал в ладоши. - Н-ну, молодец, Люба! Н-ну, творе-ец!
- Кабы я не молодец, так и Вика Кукин был бы не засранец! - громко
отозвалась Люба, спрыгивая со стола. Нарочитой грубостью, громом
обрушившегося с высоты тела разряжала она обстановку, снимала гнетущее
впечатление с народа, возможно, и с себя.


* * *

Иссякал поток писем с фронта и на фронт. Капитулировала Япония. Война
на земле остановилась. Надолго ли?
В действие вступал как бы в тени все время державшийся лейтенант Кукин.
Назначено ему было в боевых походах вести политчас, и он-то, находясь тогда
в тесном контакте с экспедиторшей и библиотекаршей Любой, поставил ее
политинформатором, оставляя за собой главное воспитуюшее дело - политчас.
Будучи главным начальником над почтовым бабьим эскадроном, держал он
сортировку строго: бить - не бил, орать - не орал, но как глянет в упор,
поведет усами и бородой из стороны в сторону - тут же кадр его описается в
казенные штаны.
Но вот настали иные времена, и повалил в часть мужик, пусть и
неполноценный, пусть увечный, а все же мужик, и военные девки, всю войну
ждавшие избавления от оков, пусть и не общевойсковых, хотя бы от гнева
своего начальника, воспарили духом, сделались, дерзкими, бойкими на язык,
хохотали много и бесстрашно. Правда, завалы почты несколько остужали их пыл
и вольность, даже политчас какое-то время не проводился: все силы были
брошены на окончательный, победоносный штурм письмо-почтового потока.
За это время произошли резкие изменения во взаимоотношениях старых и
новых кадров, прежде всего на сортировке: купе, как я уже заметил,
располагали к воссоединению пар, и чем они плотнее воссоединялись, тем
непослушней делались.
Еще недавно безропотные почтовые кадры восприняли пополнение не только
как защитников Родины, но и просто мужиков, о которых в народе говорится:
"За мужа завалюся - никого не боюся", считали их судьбою к ним ниспосланными
на личную защиту. Хотя девки и соблюдали почтение к начальству, прежде всего
к непосредственному, но ох и вольны, ох и веселы, ох и бойкоязыки сделались!
В строй не собьешь, команды вроде не слышат, в столовую не строем, но под
ручку со стажером норовят следовать. Гуляя по Ольвии вечером или по саду -
глаза отводят, не приветствуют, честь не отдают.
"Не рано ль, голубушки, демобилизовались?! Не рано ль из железных
военных рядов вышли?!" - думал Виталя Кукин и, возобновив воспитующие
беседы, обязал всех, и прежде всего вновь прибывших сортировщиков во время
обеда иль после работы в обязательном порядке присутствовать на политчасе,
который порою растягивался и на два часа.
Политчас чаще всего проводился в просторном коридоре сортировки. Если