"Виктор Астафьев. Затеси" - читать интересную книгу автора

прошлым миром: лошади на лугу, желтые валы сена средь зеленых строчек
прокосов, береза в поле, босой мальчишка, бултыхающийся в речке, жатка,
вразмашку плывущая в пшенице, малина по опушкам, рыжики по соснякам,
салазки, мчащиеся с горы, школы с теплым дымом над трубой, лешие за горой,
домовые за печкой...

"В самоволке находятся сны" -- как сказал один солдат с поэтическими
замашками.

И вдруг раскаленным кончиком иголки проткнется из темных нагромождений
огонек, станет надвигаться, обретать форму окна -- и стиснет болью сердце:
что там, за этим светящимся окном? Кого и что встревожило, подняло с
постели? Кто родился? Кто умер? Может, больно кому? Может, радостно? Может,
любит человек человека? Может, бьет?..

Поди узнай! Это тебе не в деревне, где крик о помощи слышен от околицы
до околицы. Далеко до каменного окна, и машину не остановишь. Уходит она все
быстрее и быстрее, но глаза отчего-то никак не могут оторваться от
неусыпного огонька, и томит голову сознание, что и ты вот так же заболеешь,
помирать станешь и позвать некого -- никого и ничего кругом, бездушно
кругом.

Что же все-таки у тебя, брат мой, случилось? Что встревожило тебя? Что
подняло с кровати? Буду думать -- не беда. Так мне легче. Буду надеяться,
что минуют твой казенный дом беды, пролетят мимо твоего стандартного окна.
Так мне спокойней. Успокойся и ты. Все вокруг спят и ни о чем не думают. Спи
и ты. Погаси свет.
Голос из-за моря

Жил я на юге у старого друга и слушал радио, наверное, турецкое, а
может, и арабское... Был тих голос женщины, говорившей за морем; тихая
грусть доносилась до меня и была мне понятна, хотя и не знал я слов чужого
языка. Потом, тоже тихая, словно бы бесконечная, звучала музыка, жаловалась,
ныла всю ночь, и незаметно вступал певец, и тоже вел и вел жалобу на одной
ноте, делался совсем неразделим с темнотою неба, с твердью земли, с накатом
морских волн и шумом листвы за окном -- все-все сливалось вместе. Чья-то
боль становилась моей болью, и чья-то печаль -- моей печалью. В такие минуты
совсем явственно являлось сознание, что мы, люди, и в самом деле едины в
этом поднебесном мире.
Видение

Густой утренний туман пал на озеро Кубенское. Не видать берегов, не
видать бела света -- все запеленалось непроглядной наволочью. Сидишь, сидишь
над лункою, да и пощупаешь лед под собой, чтобы почувствовать опору, да и
себя почувствовать, а то уж вроде бы и сам-то уплыл в пространствие,
покрылся туманом, растворился в белом сне.

Рыбаки блуждают в эту пору на озере, кричат матерные слова либо, громко
ахая для бодрости духа, рубят лед пешней, отгоняют от себя оторопную тишину.