"Виктор Астафьев. Паруня" - читать интересную книгу автора

существо подает голос, заявляя о себе, и если не голосом, так вон вроде
рыжей бабочки - нарядом своим удивляет либо жужжанием крыл, как стригун,
кружащий над нами. Трава, остро поистыкавшая мокрый лог, устланный
прошлогодним пегим листом, и удивлять никого не хочет, она просто лезет на
свет, потому что весна, и надо ей поскорее занять свое место на земле,
вырасти, отшуметь, отцвести и успокоиться луковкой обновленного корня.
Паруня распустила платок, молчит, уронив меж колен руки, побитые
топором, с крупно выступающими костями. Как у многих пожилых женщин, добрый
и усталый взгляд направлен мимо всего, что есть поблизости, - запредельное,
уже нездешнее успокоение и умиротворенность запали в ее душу, завладели ею.
Вдруг, очнувшись, начинает Паруня рассказывать о том, как в войну
работала на лесозаготовках, от колхоза посылали. "Тяжело было?" -
"Ничо-о-о, здоровая была. Это сейчас ноги не держат. Несла тут от соседки
решето с яйцами, бух в сугроб - все яйца перебила, корова этакая!"
Идет работа. Я таскаю столбики - Паруня валится под столбиком.
Перевожу ее в сучкорубы. Огромным острущим топором орудует Паруня, опасаюсь,
кабы сослепу по ноге не тюкнула. В очередной перекур отчего-то начинает она
вспоминать, кто жил в нашей избушке прежде, и память ее выхватывает
неожиданное; какой-то Колька из нашей избы прятался в лесу, землянка у него
там была, ночами он тащил со дворов съестное. Однажды застукали его в
белкановской бане, отстреливаться взялся, его ранили в голову. По Быковке
вели кровищей залитого. Все люди, от мала до велика, на улицы высыпали.
Стрелки, уводившие дезертира, сказали Паруне: "Не смотри, деушка!"
Рассказала и рассказала случай из жизни, сама-то она никогда и ничего
не скрывала от людей - ни крошки хлеба, ни мысли дурной ли, хорошей ли -
все, что знала, делала, - ведали люди, и до сих пор не может она понять,
почему прятался от людей этот Колька, почему утерял сам себя и жизнь свою?
Доцветает черемуха по Быковке; купава на солнцепеках и широких полянах
желтыми лепестками плачет; первоцвет сорит семенем на траву; давно облетела
и незаметной сделалась синяя медуница; запекся алый цвет дикого горошка;
саранки высунулись из кустов утиными клювами, готовыми вот-вот ярко
открыться; по склонам марьины коренья вспыхнули; земляника бородавкой ягодки
из сухого цветка глядится; шиповник розово набух; папоротники в лесах пышно
распрямляются; заливные луга сплошь высохли, густотравьем покрылись; в
шишечках трав раньше всего у ромашек, змеевика и гвоздики накипал летний
неторопливый цвет.
Узенькое зеленое разложье разделило весну с летом.
В Быковке притихло. Управились жители с огородами. Только долго и тихо
светится окошко в халупке бабушки Даши - глянешь на него, и сердце
сдвинется на теплое место. Бабушка Даша - здешний лекарь, прокурор,
просветитель, наставник - словом, тот многоликий, многоглазый и многорукий
человек, без которого ни одно русское селение обойтись не может. С Паруней у
бабушки Даши давняя и неспокойная дружба: жить они одна без другой не могут,
но "всю дорогу" конфликтуют.
Гляжу я на заречный огонек, в котором две старые женщины неторопливо
сейчас попивают чаек и толкуют о своих невидных миру делах, и думаю о том,
что мы много рассуждаем о назначении человека, о полезности его в жизни и,
кажется, несколько усложнили и продолжаем усложнять простые, как хлеб и
земля, истины, скорее, даже не мы, а те, кто высокими рассуждениями как бы
выдает себе право на лень, безделье и пустопорожность, вот-де, если