"Виктор Астафьев. Паруня" - читать интересную книгу автора

Ах, как любят у нас, особенно по темным углам, обижать безответных
людей! Но когда их не станет, когда они уйдут навечно и обнаружится после
них пустота и вроде бы потухнет свет в деревенском окне, оплакивают их люди
горько, винятся перед ними.
А как умеют и любят у нас, увы, не только по деревням, воротить рыло от
тех, кто выполняет грязную работу, забывая, что все на свете идет от земли,
растет на земле, а она, между прочим, грязная, и на поля, между прочим,
кладут душной навоз, чтоб хлеб родился, картошка, овощи, чтоб есть было
чего.
В одном российском городке видел я на воскреснике выразительную
картину: современное, стеклобетонное здание института, перед ним в модных
штанах, в красивых плащиках, с навойлоченными прическами, разукрашенные,
распомаженные девицы мели землю. Как они ее, бедную, мели! Каждая девица
старалась держать метлу как можно брезгливей, манерней, то под мышкой, то в
одной ручке, обтянутой замшевой перчаткою, то уж и вовсе как-то неприлично
- студентки изображали отстраненность от труда и от земли, им казалось
постыдным, если подумают, что родители их и они сами только что вот покинули
село...
В превосходной книге Михаила Домогацких "Джамбо, Африка!" я вычитал
страницы о том, как в многочисленном африканском народе масаев происходит
то, что книжно именуется урбанизацией. Побывав в городе, поотиравшись там на
должности боя, рассыльного, паче того - на службе, иные масаи начинают
пренебрежительно относиться к своему народу, не хотят с ним общаться и
узнавать родных. Так ведь масаи-то лишь недавно из колониализма вышли, ведут
племенной, полудикий образ жизни. Зачем же будущим-то учителям, выросшим в
трудовых семьях, учившимся в трудовых школах, на трудовые копейки народа, не
чурающегося ни земляного, ни тягостного ратного дела, уподобляться
полудикому племени?..
Впрочем, что корить девушек с филфака - они молоды, и им еще доведется
устыдиться своей жеманности. Но вот в Быковке гостил у меня довольно
известный писатель, что в книгах своих и в застолье не устает распинаться
"за народ". Так вот этот самый "народник" не стал пить из одного стакана с
Паруней, погребовал, а я, хорошо его знающий, точно ведаю: Паруня чище его и
душой, и телом, м помыслами - и оттого запретил ему бывать в моей избушке.
Со временем Паруня перешла со свинофермы на колхозный телятник, где
работать ей было легче, есть у нее и своя изба - крайняя в деревеньке, есть
коза, курицы, кошка и кривой на один глаз кобелишка Тузик, который таскался
за хозяйкой по пятам и нещадно трепал за уши моего дураковатого пса Спирьку,
- только он и был под силу Тузику. По интеллигентской воспитанности Спирька
не вступал в драку, лишь грозно рычал.
Стоимость всего хозяйства Паруни где-то в пределах трехсот или пятисот
рублей. В диалектике я не силен, политэкономию постичь до глубин так и не
сумел. Когда учился на Высших литературных курсах, Ишутину Михаилу Ивановичу
- преподавателю политэкономии - говорил на экзамене одно и то же:
"Политэкономию знаю на двойку, а надо тройку, чтоб получать стипендию -
семья у меня". И преподаватель, добрая душа. за честное признание ставил мне
четверку. Но даже при таком слабом знании политэкономии я вот что маракую:
Паруня с детства трудится, производит материальные ценности: мясо, молоко,
дрова, сено, древесину, и мне хочется знать - куда это все девается?
Однажды я пережил самое настоящее социальное потрясение. Еще утром был