"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

были все-таки рабы. И на страшном суде их командиры с полным основанием
могут заявить, что непричастны к кровавому делу.
-- Да, да! Во всех мемуарах почти все полководцы заявляют, что они
прожили честную жизнь. Взять моего тезку, Александра Васильевича. Истаскал
за собою по Европе, извел тучи русских мужиков, в Альпах их морозил, в чужих
реках топил, в Оренбургских степях пугачевский мужицкий мятеж в крови утопил
и -- герой на все времена... Русские вдовы и сироты до сих пор рукоплещут,
Россия поклоняется светлой памяти полководца и надевает цепи на музыкантов,
шлет под пули поэтов.
Снова слушали ночь и лес. Тишина потревожилась самолетом. Ночное небо
зеленым огоньком прочертило где-то не так уж и далеко, вроде как с испугу
выстрелило орудие, и, словно в другом мире, безразлично прозвучал взрыв.
Горлинок подбросило, и они снова слепо кружились за хатой, снова сами себя
успокаивали, и плыла черно, мелькала на окне осенняя листва.
-- М-на-а-а, воевать с такими мыслями...
-- Оно и пню понятно, без мыслей всюду легче.
-- Надо уснуть. Во что бы то ни стало уснуть. Завтра... Нет, уже
сегодня, раб-бо-о-о-о-оты-ы-ы!
-- Мы уже все это называем работой! А что, вечный командир Пров
Федорович, людишки наши немножко поучились в школах, пусть и замороченных, а
вон уж какие вопросы задают. Немцы ж печатают листовки в расчете все на того
сивобородого мужика, коих мой тезка по Европам волочил.
-- Научим мы, научим и наших, и ихних трудящихся на свою голову.
-- Не знаешь, того вшивого мыслителя успели извести, чтобы фронт не
колебал?
-- Не знаю. А что, с собою за реку взять хочешь?
-- И взял бы.
-- Не знаю, не знаю. Не до того. Мне бы переправу с меньшими потерями
провести.
-- Переправа, переправа, -- вздохнул Зарубин. -- Слушай, мы ж все-таки
мужики военные. Ты, если что...
-- Ты мне это брось! -- вскинулся на кровати Лахонин и отбросил окурок,
заискривший на полу. -- Наталья мне вовек не простит, скажет, нарочно
подставил... Я тебе еще раз предлагаю...
-- Нет, нет и нет1 Вот рассветает, надо будет тебе и людям в глаза
глядеть. Кто в полку останется? Пошлешь нового командира, он людей не знает,
полк отдельный, норовистый. Я меньше людей подставлю. Надеюсь, меньше.
-- Ах, уснуть бы!
-- И усни.
-- Уснешь с тобой.
-- Зачем звал?
-- Затем и звал, чтоб разбередиться. Человеческим словом перемолвиться.
-- И, отвернувшись к стене, генерал буркнул:
-- Ты все же побереги себя, Наталья ж...
-- Не надо про Наталью, Пров Федорович. Мы -- военные, перед своими
женами вечно виноваты. Я вот о Наталье сейчас больше думаю, чем прежде.
Тебе-то что? У тебя Ульяши.
-- Язва! Я тоже не заговоренный. Если что, падай в ноги Наталье и кайся
за двоих, нет, за всех нас, за дураков военных, нам бы, как монахам,
запретить жениться.