"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

вонь.
Странные и нелепые вещи происходили и происходят на войне. Немцы,
отступая за реку, свалили столбы, поистребили лодки, корыта, сожгли или
переплавили все, что называется деревом и может плавать, но загородь загона
на островке цела -- хотели убрать или сжечь напослед, понадеялись друг на
друга иль "не заметили", оттого что на самом виду дерево, некорыстное, из
кривых, огрызенных ветел и жердей, но дубовые столбы прочны, сухи.
"Та-ак, -- сказал бедняк, -- отметил Щусь, -- на безрыбье и это рыба".
И еще раз прошелся стеклянными оками бинокля по реке, по островам. На
приверхах, между островками, ширина реки не более двухсот-трехсот сажен, но
течение здесь стремительное и на стреже бурливое. Место для переправы
выбирали толковые ребята, самое узкое, самое удобное, на течение, на эти
вот, грозно ворочающиеся, пенисто вьющиеся буруны они внимания не обратили
-- им-то здесь не плавать, они по карте стрелы нарисуют: кому где плыть и
куда высаживаться -- прокукарекано, а там хоть не светай!
Берег противника жил притаенно и почти мирно. Пропылит вдали машина,
займется дымок, сверкнет на солнце остроклювый шпилек церкви с уцелевшим,
искрящим на солнце крестиком, спустится от заречной деревни подвода с
повозкой, похожей на гроб, в овраги или к речке, и снова все шито-крыто.
Щусь видел в бинокль все гораздо подробней, чем Лешка своими раскосыми,
полухантыйскими глазами. Деревни и хуторки угадывались по-за берегом и
земным всхолмлением, от которого по оврагам же и зеленым разломам уютно
гуляла, вилась петлями речушка. К ней подступали садики-огородики села
Великие Криницы. Внизу кустились, красно и желто догорали кустарники осенним
листом, там и сям пробитые деревьями, похожими на косматые взрывы снарядов.
В синей, едва уж различимой дали, за рыжим берегом, за холмами усталым
бугаем лежала угрюмая седловина, почти голая, на карте означенная высотой
под номером сто. По речке, на карте название -- Черевинка, двигались, делали
свои необходимые дела военные, люди ловко сообщались со всем берегом через
устья и вывалы оврагов, ветвисто спускавшихся в пойму речки, зевасто, голо
открытые взрытыми разломами в самую Великую реку.
За седловиной-горой угадывалась лесистая местность, которая желтыми
волнами катила к едва различимой, рябящей вдали моросью фруктовых садов.
Угадывались хутора, от которых на склон седловины выскочили игрушечные
хатки, клуня -- место от наземных наблюдений скрытое. Ближе к реке, по скату
седловины, прибавилось темных полос и пятен -- заметил Лешка, -- то там, то
тут взблескивало оружие, мелькали лопаты, темные полосы свежей земли -- это
новые траншеи, ходы сообщений; вдруг возникла и игрушечно покатилась
колобком круглая каска, возле реки копошились люди, вытаскивали темное
туловище из воды. Вытащили, перевернули на камни, будто большую рыбу,
бледным брюхом кверху, теперь уж точно видно -- лодка, до левого берега
донесло стук и треск, лодка развалилась, днище, борта и все остальные
обломки люди, будто муравьишки, поволокли за обрывистый мыс, в пойму речки.
Раскурочили на глазах лодку фрицы для того, чтоб знали иваны -- плыть
им будет не на чем. Немцы пробовали выпилить даже прибрежные зеленые леса,
как вырубили они их возле железнодорожных линий, сгоняя на работы мирных
селян. Но украинцы -- пильщики никудышные, да и спешили немцы за рекой
укрыться, вот и не успели свести подчистую леса, спалить хутор, убрать загон
с острова.
Чем же, чем же все-таки прельстило наших стратегов это гиблое место? --