"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

размышления два коренастых мужика, потных от окопной работы, на ботинках у
них земля, обмотки и руки грязные.
-- Где наша -- знаю, а вот где ваша -- не знаю. Наверно, там,-- показал
он опять же в сторону старицы. -- Там кухонь густо сбилось.
-- Ну дак спасибо тогда, -- сказали бойцы и, побрякивая котелками,
двинулись дальше.
Провожая взглядом этих двух бойцов в выбеленных на спинах гимнастерках,
в пилотках, севших до половины головы и как бы пропитанных автолом, --
свежий пот, выше пот уже подсушило и пилотки от соли как бы в белой, ломкой
изморози, Лешка вдруг остро затосковал. Изработанный, усталый вид этих
бойцов с засмоленными шеями, мирно идущих по скошенному полю, на котором
начали всходить по второму разу бледные цветы клевера, сурепки и курослепа,
обратил его в тревогу, или что другое защекотало под сердцем, и когда
солдаты спустились в балку, размешанную гусеницами и колесами, он отрешенно
вздохнул: "Убьют ведь скоро мужиков-то этих..."
Почему, отчего их убьют, -- Лешка ни себе, ни кому объяснить не смог
бы, да и не хотел ничего объяснять. Он упорно стремился еще раз вернуться
памятью на Обь, побегать по заберегам, погоняться за стремительной рыбой, но
в это время из-за реки опять выскочили те два шальных истребителя,
пронеслись над хутором, обстреливая его из пулеметов. Зенитчики на этот раз
не проспали, забабахали густо. Народ из хутора сыпанул кто куда. Лешка залез
в каменья и, когда затих гул самолетов, унялись зенитки, вылезать на свет не
стал: "Уснуть надо. Обязательно уснуть -- время скорее пройдет, соображать
лучше буду".
Испытанный тайгою и промысловой работой, он умел собою управлять и был
еще здоров, не размичкан войною настолько, чтобы не владеть своим телом и
разумом, оттого и уснул быстро, и ничего ему не снилось.


Войска все прибывали и прибывали, пешие и конные, на машинах с орудиями
и на танках, в новой амуниции свежие части, в истлевшей за лето бывалые,
обносившиеся бойцы. Смена летнего обмундирования через месяц, тем, кто
доживет до нее. Большие уже проплешины появились в приречных дубняках, в
буковом лесу у старицы -- на плоты их свалили, тяжелые, непригодные для
воды, но не было поблизости других деревьев, вот и смекали дубок объединить
с вербой, старой балкой от хаты либо телеграфным столбом -- все доброе
дерево, какое росло возле старицы, было уже срублено, местами ослепленно
светилась обнажившаяся вода, заваленная ветками вершинника: в вырубках, по
кустам прятались кухни и кони. По всей этой неслыханной лесосеке плотно
установлены батареи, за старицей, под сетками, усеянными палой листвой,
притаилось несколько дивизионов реактивных минометов.
Самолеты-разведчики шастали и шастали над рекой, норовили прошмыгнуть в
глубь русской обороны, посмотреть, что и куда двигается. Двигалось много
всего, и все в одном направлении -- к Великой реке. Сосредоточение войск
совершалось ночной порой, и гудели, гудели моторами приречные уютные места,
вытаптывалась трава, сминались кустарники, бурьян, на берег выбегали
испуганные кролики и зайцы, грязным чертом выметывались кабаны, щелкая
копытцами по камням, не зная, куда деваться, метались беззащитные косули.
Солдатня открыла безбоязненную охоту, из кухонь и от костерков доносило
запахи свежей убоины.