"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

лодки почувствовал -- прошел стрежень реки, течение ослабело. Он выбрасывал
за борт провод с последними подвесками: надо подсоединять новую катушку, она
вмещает пятьсот метров провода, лодку почти не сносит, провода должно
хватить с избытком.
Он отбивался веслом от утопающих, наседающих на лодку. Народу гуще,
грохоту и шуму гуще -- верный это признак: берег близко. Он изловчился
черпануть ладошкой за бортом и донести до рта глоток обжигающей воды. Провод
струился, утекал за борт, человек работал лопашнями, закидываясь назад,
работал так, что старые, из осины тесаные весла прогибались на шейках.
"А-а, гробина! -- стонал Лешка. -- А-а, корыто! Его только вместо
гроба... Нашу бы, обскую сюда расшивочку-у-у..."
-- У-у-у-у-у! У-у-у-у-у! -- вырывался вопль. Сил в нем никаких уже и
нет, один крик остался. Обжигая колено, цепляясь за штаны ерошенными узлами,
ползет провод через борт, ложится на дно реки. Жила эта соединит берег с
берегом, человека с человеком, стало быть, и с жизнью соединит, с людьми, с
Семой Праховым, милым, добрым парнем. Помстилось, что тот, которого он
оглушил веслом и отправил на дно, Сема Прахов. Почему-то все беспомощное,
беззащитное облекалось в облик напарника. -- У-у-у-у-у-у, у-у-у-у-у-ууу! --
мотая головой и всем телом мотаясь, выл Лешка, на ругательства сил уже не
хватало. Из воды вздымал весла не Лешка, не связист Шестаков, весла взлетали
и падали сами, вразнобой, будто бы работал ими пьяный или сонный человек. --
У-у-у-у... Сейчас главное -- не ошалеть от страха и одиночества. На Дону, на
притоке ли -- сейчас не упомнить, -- он чуть не утонул в мелком ерике
оттого, что испугался. И кого? Ужей! Он когда сунулся в ежевичник, то увидел
их целый свиток. Впереди Лешки прокатили пушку, переехали клубок змей --
черные твари, извиваясь, разевали безгласные малиновые рты и кипели черным
варом, распускаясь отертыми, бледными, чем-то набитыми брюхами. Они, те
гады, долго потом снились Лешке. Хорошо вот на севере родился, где никаких
тварей не водится, комар да мошка -- и все тебе паразиты, ну иной раз
слепень прилипнет к телу, к мокрому, да куснет, либо паут закружится над
головой, загудит истребителем, упреждая, что в атаку идти собирается.
Лешка хитрил, заставляя себя думать о чем-нибудь постороннем и в то же
время, вытянувшись до последней жилочки, напрягал слух: не завозится ли кто
за бортом? Когда-то кончилась, иссякла бухта провода с подвесками, когда-то
успел он, хлюпаясь в мокре, подсоединить конец бухты к последней катушке и
по тому, как убыстрялось вращение на катушке, понимал: провода на ней
осталось немного. Хватит ли до берега? Где вот он, берег-то?
За правобережной деревушкой, выхватывая кипы дерев, начали бить
зенитки. Небо там озарилось ракетами, всполохи по нему заходили. "Неужели
наши? -- подумал Лешка, -- нет, не наши, далеко. Может, партизаны помогли.
Погибнем все мы тут... -- и никогда всерьез не принимавший партизан, пленных
и прочую братию, якобы так героически сражающихся в тылу врага, что
остальной армии остается лишь с песнями двигаться на запад, потери
противника да трофеи подсчитывать, тут взмолился бывалый фронтовой связист:
-- Хоть бы партизаны..."
-- Спасите! -- послышалось совсем близко, кто-то хватался за весло, за
лодку, плюхался, возился подле челна. Лешка тормознул веслами, и через
мгновение до него донеслось: -- Аси-и-ите-э-э-э!
Огонь на правом берегу распался на звенья, на узелки, на отдельные
точки. Звуки боя разносило на стороны. Послышались очереди автоматов,