"Виктор Астафьев. Веселый солдат (повесть)" - читать интересную книгу автора

гнить и догнивать из-за какой-нибудь недостающей пилотки, ботинка или
подштанников. Ранбольные бушевали, требовали начальство для объяснений.
Являлась дамочка, золотом объятая, с тугими икрами, вздыбленной грудью,
кудрявой прической, блудно и весело светящимися глазами, - во всем ее
облике, прежде всего в том, как она стояла, наступательно выставив ножку в
блестящем сапоге, явно сквозило: "Ну, я - блядь! Руководящая блядь! И
горжусь этим! И презираю вас, вшивоту серую..."
- Спа-акойно! Спа-акойно, товарищи! Всех эвакуируем. Всех! - напевая,
увещевала начальница и, как-то свойски, понимающе сощурив блудный глаз, не
то фамильярно подмигивая, не то пронзая им, добавляла: - Мы-то тут при чем?
Госпиталь-то наш при чем? Вы сами распродали в пути и пропили свое
имущество. Ка-азенное! Ба-а-айевое! А я санпоездами, извините, не командую.
Я бы рада сегодня, сейчас всех вас, голубчиков, эва-акуи-и-ировать,
определить, лечить, но... - Тут она разводила руками и улыбалась нам,
обнажая золотые зубы, чарующей улыбкой, дескать, не все в моей власти и вы
сами во всем виноваты.
Да это у нас и по сей день так: где бы ты ни воевал, ни работал, где бы
ни служил, ни ехал, ни плыл, в очереди в травмопункте иль на больничную
койку ни стоял - всегда ты в чем-то виноват, всегда чего-то должен
опасаться и думать, как бы еще более виноватым не сделаться, посему должен
выслуживаться, тянуться, на всякий случай прятать глаза, опускать долу
повинную голову - человек не без греха, сам в себе, тем более в нем
начальство всегда может найти причину для обвинения. Взглядом, словом, на
всякий случай, на "сберкнижку", что ли, держать его, сукиного сына,
советского человека, в вечном ожидании беды, в страхе разоблачения,
устыжения, суда, если не небесного, то общественного.
В конце беседы обворожительная дама обязательно поправляла заботливо на
ком-нибудь из раненых одеяльце, подтыкала подушку, и непременно находился
доверчивый бедолага с дальних таежных деревень родом, всегда и до конца
верящий молитве Божьей и слову "полномочных" людей:
- Меня, родная дамочка, меня-то эвакуируйте ради Бога. Обоих ногов
нету, а с миня ботинки требовают. Помру ведь я тут без молитвы и
причастия...
- Ф-фу, какой паникер! Да еще и в Бога верующий!.. Поможем вам,
поможем... Наша обязанность, как и у богов, х-хы, шучу, помогать страждущим,
и только страждущим!.. - А сама под одеяло зырк, за руку человека цап,
пульс сосчитает, за лоб его пощупает, глядишь, и поплыл крестясь, с молитвою
на устах суеверный таежник на носилках. На груди у него ботинки курочками
сидят - не важно, какие, какого износа и размера, не важно, что на одну они
ногу, лишь бы для отчета годились. Прижимая к груди драгоценную обувь, сипит
благодарствия дрожащим голосом человек. Сбыла его дамочка в санпоезд, а там
- спасут так спасут. Но может путь его оборваться, и сдадут бедолагу
где-нибудь ночью, на большой станции, похоронной спецкоманде, и будет он
зарыт в безвестном месте, безвестными людьми, на безвестном кладбище... И
тут же всеми забыт, кроме обездоленной русской семьи, потерявшей кормильца,
который с носилок еще рукой пытается помахать и плачет:
- До свиданья... товаришшы. Желаю и вам поскорейча... Гражданочке-то
той благодарствие передавайте... мол, Пров Пивоваров, сапер, на мине
подорвавшийся... с Ангары родом... Не забудьте, товаришшы... Простите, если
што не так, што поперед вас выпросился... Невмочь мне. С Богом!..