"Виктор Астафьев. Веселый солдат (повесть)" - читать интересную книгу автора

юбчонки, сидят с нами на траве и печально смотрят на нас. Сколько они уж
проводили таких вот, как мы, подбитых орлов на излечение и на небеса и еще
проводят, а вот по притчеватости и доброте русского бабьего характера
привязываются к "своим мальчикам", присыхают, будто к родным.
О-о, война, о-о, бесконечные тяготы и бедствия российские! Только они
объединяют наш народ, только они выявляют истинную глубину его характера, и
плывем мы устало от беды до беды, объединенные жаждой добра.
Анечка сперва ненароком, потом и в открытую жалась ко мне, выбирала для
меня фруктину меньше испорченную и поспелее, потом и вовсе легла головой мне
на колени, грустно смотрела засветленными слезой страдающими черными
глазами. Грустила она еще легко, красиво, словно ее родное и в осени голубое
кубанское небо, раззолоченное из края в край исходным сиянием бабьего лета.
Я перебирал пальцами здоровой руки волосы Анечки, гладил их на теплой
ложбинке шеи, и сладость первой, тоже легкой грусти от первой разлуки, ни на
что не похожая, мягко сжимающая сердце, мохнатеньким абрикосом каталась по
рассолодевшему нутру, томила меня никогда еще не испытанной и потому ни с
чем еще несравнимой нежностью, сожалением и уходящей вдаль, в будущие года
невозвратной печалью.
Ребята давно уже обменялись адресами с "нашими" девчонками, давно
сказали все, что могли сказать друг другу. У меня адреса не было, и Анечка
сказала, что будет мне писать сюда, в госпиталь, а я ее извещать о всяческих
событиях в моей жизни и перемещениях. Мне казалось, Анечка была рада тому,
что мы не осквернились в вагонном туалете, что не пала она на моих глазах
под натиском вагонного атамана Стеньки Разина, что судьба оставила нам
надежду на встречу и сожаление о том, что мы не могли принадлежать друг
другу. Сила, нам неведомая, именно нас выбрала из огромной толпы людей,
понуждала к интимной близости, не случайной, кем-то и где-то нам
предназначенной , предначертанной, пышно говоря, и она же, эта сила,
охранила наши души.
Как прекрасно, что в жизни человека так много еще не предугаданного,
запредельного, его сознанию не подчиненного. Даровано судьбой и той самой
силой, наверное небесной, прикоснуться человеку к своей единственной
"тайне", хранить ее в душе, нести ее по жизни как награду и, пройдя сквозь
всю грязь бытия, побывав в толпах юродивых и прокаженных, не оскверниться
паршой цинизма, похабщины и срама, сберечь до исходного света, до последнего
дня то, что там, в глубине души, на самом ее донышке хранится и тебе, только
тебе, принадлежит...

x x x
Наше сидение на железнодорожном откосе продолжалось почти до вечера -
санпоезд хотел освободиться от груза, а Хасюринский госпиталь этот груз не
брал. Как выяснилось, госпиталь подлежал ликвидации, расформированию, и
помещения двух хасюринских школ - средней и начальной - должен был
освободить для учащихся еще к началу сентября, но надвигался уже октябрь, а
госпиталь никак не расформировывался.
После звонков в Краснодар, в краевое или военное сануправление, решено
было тех бойцов, что выгружены из санпоезда, временно оставить в станице
Хасюринской, остальных везти дальше, вплоть до Армавира. Наше сидение на
откосе, возле пустынного сада, было прервано появлением человека, у которого
все, что выше колен - брюхо: явился замполит госпиталя по фамилии Владыко.