"Виктор Астафьев. Веселый солдат (повесть)" - читать интересную книгу автора

Обвел нас заплывшим, сонным, но неприязненным взглядом. Сразу заметив двух
девчонок, он покривил вишневой спелостью налитые губы, слетая с которых, как
мы тут же убедились, всякий срам как бы удесятерялся в срамности.
- А-а, новые трипперники прибыли! - и, радуясь своей остроте,
довольнехонько засопел, захрюкал, вытирая платком шею и под фуражкой.
Ребята оглядывались по сторонам, ища взглядом тех, к кому эти слова
относились. Но вперед уже выступал Стенька Разин - старший сержант Сысоев
- и фамильярно заговорил с замполитом на тему триппера: много ли его в
Хасюринской, как с ним борются, - сделал мужественное заявление, что
"триппер нам не страшен", лишь бы на "генерала с красной головкой" не
нарваться. Замполит свойски гоготал, говорил толпящимся вокруг Сысоева
раненым, что добра такого в Хасюринске в избытке, еще от немцев в качестве
трофеев оно осталось. А как с ним бороться, узнаете, когда на конец
намотаете!.. - и все это с "го-го-го" да с "га-га-га".
Девчонки наши начали торопливо прощаться: сперва всех по порядку,
по-бабьи истово перецеловали, желая, чтобы мы скорее выздоравливали и
отправлялись бы по домам. Потом все разом целовали Анечку, кто куда
изловчится, чаще в гладенькие ее щеки, простроченные полосками светлых слез.
Дело дошло до меня, и я расхрабрился, припал на мгновение губами к губам
няньки. Как бы признав за мной это особое право, Анечка от себя поцеловала
меня в губы. Ничего не скажешь - целовалась она умело и крепко, даже губу
мне прокусила, должно быть, еще в школе выучку прошла.
Прискребся в тупик, парящий всем, что может парить, маневровый
паровозишко, бахнул буферами в буфера вагона и потащил обжитый нами поезд на
станцию. "Наши" девочки долго нам махали в окошко, Анечка утирала слезы
оконной занавеской, и когда санпоезда не стало, так сиротливо, так одиноко
нам сделалось, что и словами выразить невозможно.
Часу уже в седьмом вечера раненых наконец-то определили по местам: кого
увели, кого увезли, кого и унесли на окраину станицы Хасюринской, во второе
отделение госпиталя, располагающегося в начальной школе. Раненые попадали на
жесткие крапивные мешки, набитые соломой, разбросанные на полу, прикрытые
желтыми простынями и выношенными одеялами, предполагая, что это -
карантинное отделение и потому здесь нет коек и вообще все убого и не очень
чисто. Впрочем, предполагать было особенно некогда - все устали,
истомились.

x x x
В хасюринских школах в дни оккупации был фашистский госпиталь для
рядового и унтер-офицерского состава. Аккуратные немцы увезли и эвакуировали
все, что имело хоть какую-то ценность, бросили лишь рогожные мешки,
кой-какую инвентарную рухлядишку, оставив в целости и сохранности помещения
школ, станицу и станцию, - и приходится верить рассказам жителей станицы и
фельдмаршалу Манштейну, что с Кубани и Кавказа немецкие соединения отступали
планомерно, сохранили полную боеспособность, но, по нашим сводкам и согласно
летописцам разных званий и рангов, выходило, что немцы с Кавказа и Кубани
бежали в панике, бросали не то что имущество и барахло, но и раненых, и
боевую технику...
А они вон даже кровати, постельное белье, медоборудование и ценный
инвентарь, гады ползучие, увезли!
В санупре обрадовались, конечно, госпиталю, брошенному немецкими