"Хьелль Аскильдсен. Последние заметки Томаса Ф ("Все хорошо, пока хорошо" #1) " - читать интересную книгу автора

его вон, но я сдержал себя, как-никак на мне лежит половина вины за его
появление на свет. Я спросил примирительно: "А что, это какая-то особенная
шаль?" - "Да, мама вязала ее, когда ждала меня. Она была у нее любимая". -
"Понял, понял. Она появилась на свет одновременно с тобой. А ты часом не
был маминым любимчиком?" - "Представь себе, был". - "Тут и представлять не
нужно. - Я уже начал терять терпение, он же точный слепок со своей матери,
так же мало способен уразуметь, что бытие подчиняется определенным
законам. - Короче, так, - сказал я. - Шали нет и не будет. Но, как ты
знаешь, только потери остаются нам навсегда". Фраза, конечно, глупая, но
наверняка в его вкусе. Оказалось, нет, я ведь забыл, что имею дело с
коммерсантом. Он угрожающе шагнул в мою сторону и разразился длинной и
скучной тирадой о моей бесчувственности. Закончил он так: иногда ему даже
дико думать, что я его отец. "Твоя мать была женщиной строгих правил", -
ответил я на это. Но он не понял, в чем соль, - и почему мои дети такие
тугодумы? "Это я знаю и без тебя!" - бросил он. И тут я заметил: да он весь
красный, и мне вдруг пришло в голову, что у него может быть слабое сердце -
все-таки шестьдесят лет, и чтобы разрядить обстановку я сказал: мол, жаль,
что так вышло с шалью, приди ты раньше, мог взять хоть все вещи матери.
Совершенно, кажется, невинная фраза. Но он сделался еще пунцовее и завопил:
"Ты что, все выбросил?" - "Все". - "Но зачем?" Я не хотел ему объяснять,
поэтому просто сказал: "Этого тебе не понять". - "Что за
бесчеловечность!" - "Как раз наоборот. Я действовал целенаправленно, что,
собственно, и является основной отличительной особенностью человека". Я,
понятно, играл словами, но он, похоже, просто меня не слышал. "В этом доме
мне нечего больше делать!" - крикнул он. Я заметил, что он вообще стал
громогласным, видно, жена у него глуховата, у меня-то как раз слух
изумительный, иногда это прямо мучение, некоторые звуки стали гораздо
громче теперь, да еще появились все эти пневмобуры и перфораторы, иной раз
даже мечтаешь оглохнуть. "Говорить-говоришь, - сказал я, - а делать не
торопишься". Только тогда он и ушел, как нельзя более вовремя, а то я уже
начал терять терпение. Хотя теперь я гораздо терпимее - возраст, старым
людям многое приходится выносить.


Ну, жизнь

Однажды летом, в погожий день, мне захотелось проветриться, пройтись,
что ли, вокруг квартала. Идея ободрила меня - настроение улучшилось. Было
так жарко, что я даже решил сменить кальсоны на короткие трусы, но,
поискав, вспомнил, что выбросил их еще год назад в приступе меланхолии.
Однако идея засела накрепко, поэтому я обрезал те, что были на мне.
Воистину, надежда умирает последней.
Так странно было снова очутиться на улице, хотя я все вокруг узнавал.
Надо будет об этом написать, подумал я и вдруг почувствовал, что у меня
встал, прямо на улице средь бела дня. К счастью, у этих штанов глубокие,
вместительные карманы.
Дойдя до первого угла, на что потребовалось изрядно времени - душа
рвется, да ноги не идут, я расхотел гулять по кварталу. Раз уж лето,
подавай мне что-нибудь из растительности, хоть дерево зеленое, и я двинулся
дальше. Припекало точно так, как когда-то в детстве, и я порадовался своим