"Лев Аскеров. Нет памяти о прежнем..." - читать интересную книгу автора

позарился на богатый калым и променял дочь на подержанный автомобиль, двух
верблюдов, двадцать овец, две пары яловых сапог... - я не на шутку
распалился и с неприязнью и гневом выкрикнул: - Перечислять дальше?!
Он замотал головой.
- Она просила тебя не отдавать ее замуж, - продолжал я добивать его. -
Hо ты был непреклонен... Она просила забрать с собой свои куклы. Hо ты
расхохотался ей в лицо и не позволил... А ей было всего пятнадцать лет.
По-волчьи надрывно и безысходно взвыв, он ткнулся лбом в могилу и
затрясся в неудержимо горьком плаче. Ругая себя последними словами, он
просил у дочери прощения. Он молил Аллаха забыть его гнусные попреки. И
опять же упрекал:
- Меня надо было стереть с лица с земли! Меня! А не ее. О, Господи, как
ты не прав! - кричал он.
Все это, правда, произносилось им не в голос. А в его голове. И
вырывалось из сердца, как из жерла вулкана.
Извержения Везувия и Этны, катастрофические тайфуны, трагические
землетрясения и цунами - пустяк в сравнении с воплями горя, какие исторгает
человек внутри себя. Hи одна дикая стихия не обладает такой силой, такой
мощью. Если бы можно было озвучить отчаянный крик человеческой души,
покидающей тело, и дать возможность осужденным судьбой на убийство, услышать
его, не одна рука остановилась бы, так и не нанеся рокового удара. Кинжал
вернулся бы в ножны, а ствол - в чехол. Впрочем, обреченны на убийство -
убивают...
Если бы... Если бы они слышали и видели так же, как я слышал и видел
этого человека. Я чувствовал его отчаяние. Оно было моим...
Я видел его глазами весь полученный им калым. Вот почему я так
безошибочно называл самое ценное из всего, что он получил. И мог перечислить
остальное... Я видел самодельную безбровую куклу с зелеными бусинками глаз.
Это была любимая кукла дочери заики...
Я видел, как он захохотал ей в лицо и швырнул Безбровую в кошару, за
навозную кучу.
- Hе переживай уж так. Что случилось - случилось. Ничего не
поделаешь, - посочувствовал я, но, понимая, как ему трудно унять свои
рыдания, добавил: - Я знаю, чего ты боишься. Поверь мне - не стоит. Тебе
всего-навсего пошел тридцать шестой год. Бездетным ты не останешься.
Он поднял голову.
- Женщина, с которой ты живешь...
- Это моя жена, - говорит он.
- Да, - соглашаюсь я. - Она родит двух детей. Мальчика и девочку.
Через жижу серого раствора, замешанного на песке и слезах, лицо его
прямо-таки осветилось. Хотя слезы лились и лились. Hо это были уже другие
слезы. В них текла светлая струйка хрупкой надежды. И одухотворенный ею, он
с восторгом прошептал:
- Хвала Аллаху, Господу миров, Милостивому, Милосердному, Царю в день
Суда!.. Велик Аллах, царь истинный, нет божества кроме Него! Господь трона
честного!
И говорю я: "Господи, прости и помилуй! Ты - лучший из милующих!"[3]
Я смотрел на благодарно и искренне молящегося, а видел другое.
Пройдет не так уж много времени, и он снова охотно уступит свою дочь
почти за такой же калым. Единственное, чего он не сделает, так это не