"Елена Арсеньева. Государева охота " - читать интересную книгу автора

был в особенном, просветленном расположении духа, когда созидал ее, и
красота эта невольно находила горделивый отклик в его сердце. Впрочем, Алекс
вспоминал письма своего будущего патрона в старался охладить себя: ведь это
буйное цветение не вечно, лето здесь заканчивается быстро, а на смену
приходит зима, настолько свирепая, что даже германские стужи покажутся в
сравнении с ней мягкими оттепелями, а уж ветры Атлантики, охлаждающие берега
Испании, вовсе почудятся нежными зефирами <В античной мифологии Зефир - бог
теплого и мягкого западного ветра.>. Но сейчас до зимы еще было далеко,
сейчас стояло лето, все вокруг роскошествовало красками я ароматами, кружило
голову, все жило и наслаждалось жизнью! Сама мысль о смерти в такую пору
кажется кощунственной, оскорбительной нелепостью, словно застывший в
последней ухмылке оскал черепа.
Однако этот жуткий череп смерти уже заглянул в глаза Алекса черными
провалами зениц и сейчас, в минуты последнего помрачнеют, почудился ему
пугающе схожим с чертами того человека, которого он убил сам, своими руками,
недавно... убил в Испании таким же роковым ударом, как тот, от которого
погибает сам. И особенное, внушающее немыслимую тоску совпадение заключалось
именно в том, что первый удар оказался недостаточно меток: истекающей кровью
жертве удалось на некоторое время ускользнуть от преследователей и испытать
пытку последней, несбывшейся надеждой на спасение, пока его не настигли и не
добили.
Его собственные надежды тоже не сбудутся, знал Алекс, его тоже
настигнут и добьют - вот сейчас, через мгновение, - но поверить в это было
так трудно, так невозможно, что он невольно воззвал к Господу и Пречистой
Деве, и ему показалось, что кто-то чужой бормочет рядом слова молитвы на
местном наречии, хотя это он сам вдруг вспомнил полузабытый язык своего
детства и невольно выговорил по-русски:
- Господи, помилуй! Матушка Пресвятая Богородица-Бог был на небесах,
его Пречистая Матерь - там же, далеко и высоко, а преследователи - вот они,
рядом! Та тьма, которая представала пред Алексом сплошной путаницей теней,
кустов, листьев, была проницаема их привычным взорам, они не сбивались с
пути, видели смятую тяжелыми шагами траву, кровь на этой траве, слышали
надсадное дыхание беглеца, и даже стоны, которые он давил в груди, чудилось,
были слышимы ими!
Алекс вдруг ощутил, что не силах сделать больше ни шагу, и начал
валиться вперед, но наткнулся на какое-то дерево - и удержался на ногах,
обхватив его стройный ствол. Прильнул лицом к прохладной шелковистой коре.
Это была береза - да, ствол нежно белел в темноте, словно обнаженное,
стыдливое тело. В последнем проблеске прощания с жизнью Алекс вдруг с болью
подумал, что никогда уже не узнает, как это бывает - когда для тебя, для
тебя одного мерцает в ночи тело любящей, ждущей, нагой женщины. Не потому не
узнает, что это воспрещают его обеты, - просто не успеет. Смерть уже держала
его за ворот, уже тащила в свои объятия. Смерть - она ведь тоже женщина, она
ревнива, она не упускает добычу...
Не хотелось поворачиваться, он цеплялся за этот нежный березовый ствол,
прижимался к нему, словно любовник, который прижимается к телу возлюбленной,
ловя последние искры летучего наслаждения... И вдруг пронзительный визг
раздался за его спиной - такой внезапный, такой страшный, что Алексу
показалось: бездны ада наконец-то разверзлись, и все силы тьмы вышли, чтобы
отнять его душу. Мелькнуло еще полудетское изумление: как же так, его