"Фернандо Аррабаль. Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах" - читать интересную книгу автора

комплиментарны, как удел роз. По его глубокому убеждению, я, за крепостной
стеной как за каменной, уверенный, что никто, войдя в ее пределы, не избежит
заражения вплоть до вечного сна, что хочу, то и ворочу, подобно
короткошерстным носорогам. Он требовал от меня установления в Корпусе в
качестве tantum ergo
И, как само собой разумеющееся, генеральный директор министерства
здравоохранения обвинил Тео в убийстве - для почина - одноклассницы по
лицею, с которой он был связан по рукам и ногам. Из логистических его речей
вытекало, что Тео будто бы задушил ее собственными руками, - резонно, ибо
действуй он руками незабвенной покойницы, это не облегчило бы ему задачу. Я
ответил ему с высоты птичьего полета, что, на мой взгляд, еще не настало
время, panem et circenses,{12} приступать к полицейскому дознанию, которое
мало того что ляжет пятном на огнеупорную репутацию Тео, но и чрезвычайно
недосчитается отпечатков пальцев, алиби, увеличительных стекол и форменных
башмаков.
Покуда генеральный директор министерства здравоохранения беседовал со
мной по телефону, я переживал, во имя прав человека и конституции,
упоительнейшее приключение с Сесилией, амазонкой моей конькобежной и
воднолыжной. Она хорошела и температурила день ото дня и таяла на глазах,
хотя они с Тео продолжали под шумок изнурять друг друга поцелуями.
Я так утомился от этого варикозного разговора с генеральным директором
министерства здравоохранения, что голословно как дважды два доказал ему, что
я - лучший на свете врач. Такому-то бездарному ослу!


XX

Преабсурднейшим образом меня сочли сумасшедшим, а речи мои - бредом;
яснее ясного было, что меня не слушали без задних ног и задней же мысли.
Заговариваясь на всю длину кабеля, мне позвонил уполномоченный
министерства общественного благосостояния и сообщил, что мне присуждена
медаль, как водится, двусторонняя и двусмысленная. Я ответил ему, что
предпочел бы ремонтника субмарин или окарину, чтобы побаловать концертом
Сесилию, звезду мою музыкальную. Надо сказать, что в стремлении привлечь
меня на свою сторону лестью mutatis mutandis{13} они готовы были
пресмыкаться многократно любым манером и даже дать мне медаль Городского
Головы за заслуги перед родиной. Я уточнил, что медалей мне нужно три штуки,
двадцать седьмого калибра и с двойной броней. Лично мне было очень важно
знать, сколько им добавить сосисок, чтобы состряпать отменную солянку. Но
уполномоченный, как просфоры объевшись, стоял на своем и уверял, что
правительство желает таким образом вознаградить меня за героизм и доблесть,
проявленные на посту директора Корпуса Неизлечимых. Я осведомился, как они
измеряли эти две моих добродетели - исходя из их силы света или
баллистической перкуссии. Он ответил, что мне обеспечена единогласная
поддержка правительства, как будто при таком раскладе две дюжины человек шли
в какое-то сравнение с муравейником.
В тот день я понял, что из всех видов правительственной деятельности с
низкой точки зрения присуждение знаков отличия и распределение прочих
почестей являются самыми отличными и почетными. Награды эти, дабы
обескуражить иностранных шпионов, имели форму креста: ведь будь они