"Фернандо Аррабаль. Необычайный крестовый поход влюбленного кастрата, или Как лилия в шипах" - читать интересную книгу автора

Хоть позорное это судилище и проходило так далеко от Корпуса, сколько
бурь и бед повлекло оно, следуя маршрутами путеводителя и курсом доллара!
Только в первые десять дней после открытия судебного заседания десять
неизлечимых (четыре пациентки и шесть пациентов), любивших Тео до безумия,
отправились ad patres et cum spiritu tuo.{37} Тео, без чьей-либо помощи и не
предохраняясь, обеспечивал обреченным любовную агонию на одре и без
отпущения, столь же трепетную, сколь и горизонтальную.
Расточая поцелуи и ласки, он был с умирающими до последнего вздоха в
прямом и переносном смысле и врасплох. Он дарил им самый трогательный и
воодушевляющий happy end - смерть в любви. А что ему ради этого счастливого
конца приходилось сознательно сокращать жизнь пребывающих в агонии - кто
посмеет его за это винить в нашем бренном мире, где торговец оружием
присуждает Нобелевскую премию мира, отнюдь не выдумав пороха?
Тео, ложившийся обнаженным в постель неизлечимого при смерти, - то было
зрелище, пробуждавшее любовь и заставлявшее меня плакать от умиления
крокодиловыми слезами и лезть вон из крокодиловой кожи. Дозы цианистого
калия, которые он давал в те незабываемые ночи своим транзитным gloria mundi
возлюбленным в смеси с другими, менее действенными лекарствами и
кальвадосом, открывали перед ними врата вечности, это знают все, а я и в
мыслях не держал.
Тео находил именно те слова, самые отборные и сдобренные шоколадным
соусом, что каждый умирающий мечтает услышать, стоя одной ногой в могиле, а
другой в стремени, даже если он уже не способен отличить автоматический
карабин от Энгровой скрипки! Какой непревзойденный драматург!
То, что какой-то присяжный заседатель, не обладающий популярностью
утенка Дональда и Пифа, вместе взятых, имел наглость осудить Тео, называя
его вдобавок кулинаром, приводило меня в такую ярость, что я готов был
съесть собственную шляпу, хотя обычно ношу охотничий берет.
Когда адвокат позвонил с просьбой зачитать свидетельство о рождении
Тео, я предъявил ему мою чековую книжку на предъявителя. Таким образом я
смог убедиться, что адвокаты ничегошеньки не видят по телефону.
Подслеповатая команда!
Выйдя из себя - хоть я и замкнут по натуре, - я потребовал, чтобы он
прекратил донимать меня звонками, если все, что ему надо, - просто
поболтать. В противном случае я передам трубку мой лошади, которая, кстати,
жаждет справиться о здоровье его конька.


LII

Я был очень, очень зол! Адвокат Тео (вот ведь голова садовая и чучело
огородное!) оказался дураком на букву "м", не верившим ни в Бога, ни в
сосиски по-перигорски. Я весь кипел, слушая, даже без зубочистки, как он
толкует мне о своем клиенте. Он был так до-тошен и ре-тошен, что, не будь он
адвокатом, ему бы и сапожную щетку никто не доверил.
Мышь по имени Гектор ненавидела его, как могут ненавидеть только мыши.
Она советовала мне, едва раздавался голос крючкотвора в телефонной трубке,
бежать, подобрав штаны и теряя семимильные сапоги. Она была штучка потоньше
парфянской стрелы и при этом попышнее Пышки. Милая моя зверушка! При всей ее