"Марго Арнольд. Падший ангел " - читать интересную книгу автора

принадлежал соседний дом, и, хотя нам было запрещено появляться в нем,
сквозь общую стену до нас доносился шум вечеринок, которые происходили там
практически каждую ночь. В эти часы, замерзшая, я лежала под гладкими
простынями и прислушивалась к заливистому хохоту и крикам, часто
переходившим в резкие злые вопли. Тогда я пыталась отвлечься от
действительности, мысли мои улетали далеко, и я снова, как в прежние
времена, рассматривала вместе с братом маленькие айлингтонские коттеджи с их
неприметными обитателями, которые не умели отличить одно вино от другого, не
могли позволить себе хороший обед, даже если и сумели бы заказать его со
знанием дела, у которых не было дорогих вещей. Тем не менее мир этих людей
не нарушался ни воплями, ни звуками ударов, разносящимися в ночи.
Однажды, поскольку мы делили одну комнату, я попыталась выяснить, что
думает об этом Люсинда. Она была тихой, сдержанной девушкой, не любившей
обычной девичьей болтовни. Поэтому и я, в свою очередь, вела себя с ней
достаточно скромно. И все же однажды ночью, когда из-за стены раздавался шум
еще более неприятный, чем когда бы то ни было, я спросила у соседки, не
мешает ли он ей. Она коротко засмеялась своим резким смехом, от которого
Белль безуспешно пыталась ее отучить.
- Разве в твоей семье отец не бил мать? - спросила она. Услышав это, я
отпрянула, словно ударили меня саму, но Люсинда даже не заметила этого. -
Мой отец занимался этим каждый вечер. Он бил мать ремнем с пряжкой на
конце - с большой медной пряжкой. Крики из-за стены раздражают гораздо
меньше, чем тогда, когда они раздаются прямо в твоей комнате. Но ничто не
могло сравниться с ревом отца, когда мать подсыпала ему в пиво крысиного
яда. Вот то были крики!
И она улыбнулась, словно эти воспоминания доставили ей удовольствие.
- Что же стало с твоей матерью? - спросила я, чувствуя головокружение.
- Ее повесили, - просто ответила Люсинда, - и если когда-нибудь хоть
один мужчина посмеет меня ударить, им придется повесить и меня.
Это был первый и последний раз, когда мы говорили с ней о чем-то
личном, но впоследствии я поняла, что Люсинда не шутила. Десять лет спустя
ее действительно повесили за то, что она отравила своего любовника лорда
Краудера. Я хотела выступить на суде со свидетельскими показаниями в ее
пользу, но Белль сказала, что это все равно ничего не изменит: цыганская
кровь, которая придавала Люсинде такой неповторимый шарм, обернулась своей
худшей стороной, и теперь ни один мужчина не сможет чувствовать себя с ней в
безопасности. И все же долгое время меня не покидало чувство вины.
Июль 1795 года. Этот месяц запомнился мне двумя, казалось бы, не
связанными друг с другом событиями. Во-первых, я заметила, что Белль и
Люсинда имели две встречи tete-a-tete,* на которые я приглашена не была. Я
восприняла это довольно болезненно, поскольку привыкла считать себя
фавориткой Белль. Спрашивать об этом ее мне не позволила гордость, поэтому
однажды я поинтересовалась у Люсинды, о чем же у них шла речь.
______________
* Tete-a-tete - наедине (фр.).

- Белль рассказывала мне, как заниматься любовью с мужчиной, - угрюмо
ответила она. И добавила: - В постели.
Я была смущена. Само собой предполагалось, что в течение первого года
знания подобного рода мне не понадобятся, но все же, почему Белль обошла