"Марсель Арлан. Зели в пустыне " - читать интересную книгу автора

перед платяным шкафом следящим за историей Зели от одной гравюры к другой. Я
показал ему эти гравюры. Я не решусь сказать, что значила для него пустыня,
которая звала и приняла в себя девочку: место изгнания и аскетизма - не
думаю; свободную землю - наверное; но точно могу сказать - это была для него
неизведанная, полная приключений страна.
Открылась дверь; я бросил книгу в глубь шкафа, наверное, слишком поздно
и недостаточно далеко; моя прабабушка не была обманута нашим безразличным
видом, вот почему никогда больше я не нашел "Зели". Много раз еще я
обследовал шкаф, не объясняя предмет моих поисков, а старушка из своего
кресла спрашивала:
- Что вы там ищете на дне, Марсель?
- Ничего, совсем ничего, я просто смотрю.
Она добавляла:
- Вы все прочли, что могли прочесть. Не нужно слишком много читать,
дружочек мой.
Но то, что я так и не смог прочесть, становилось для меня все более
драгоценным. Образ Зели и ее пустыни вошли в меня и в Баско, неотступно
преследовали нас. И наконец мы решили, как и она, жить вдали от людей.
Конечно, мы были не так свободны, как она; нам приходилось считаться с
родственниками, школой, катехизисом, но нам был дан яркий пример, который
мы, быть может, заслужили. В следующий четверг мы отправились на поиски
нашей пустыни.
Вечер застал нас в узкой лощине, которая полумесяцем огибала нашу
деревню. Мы еле волочили ноги и не могли уже даже говорить; рощицы, овражки,
заброшенные фруктовые сады - не было ни одного уединенного места, которое не
казалось бы нам слишком близким к человеческому жилью.
Но по мере того как мы шли, лощина сужалась, и вскоре дорога, выбранная
нами, стала похожа на тропинку между двумя терновыми изгородями. Росшие по
двум склонам осины и ивы сплели свои кроны; мы с трудом продвигались вперед
в их влажной тени, наполненной запахами глины и перечной мяты, перепрыгивая
через лужи и отодвигая перегораживающие дорогу ветки. И вдруг, перейдя
мостик через мелкий ручеек, мы вновь вышли на свет.
Это было отгороженное место посреди леса, столь потаенное и столь
неожиданное, что мы сразу почувствовали себя на другой планете в другую
эпоху; наш очарованный, взволнованный взгляд скользил по этой поляне, мы еще
не знали, что делать. Черные ели окружали лесной выгон; в лучах закатного
солнца они отбрасывали длинные полосы теней, а на оставшейся части поляны
свет казался тонким и призрачным. Там, на освещенной половине, стоял старый
домик с облупившейся штукатуркой, двери и ставни его были закрыты, только
ворота пристройки для скота приглашали войти. Ни звука: ни шелеста листьев,
ни птичьих песен - казалось, все застыло как будто в ожидании или что-то
вспоминая. Мы нашли то, что искали, - полное уединение.
Я говорю теперь об этом с улыбкой, хорошо зная, что история моя
невесела; но так же с улыбкой я хотел бы вспомнить о первых часах нашего
пребывания здесь. Это одиночество, эта тишина, этот домик, приютившийся у
темной массы елового леса, - по правде говоря, все это настолько
соответствовало нашим желаниям, что мы боялись попасть в ловушку. И мы
говорили шепотом, медленно обходя наше новое пристанище.
- Вот ведь! - повторял мой товарищ. - Ты себе представляешь? Вот это
да!