"Андрей Арьев. Жизнь Георгия Иванова (Документальное повествование) " - читать интересную книгу автора

Балтийское солнце садилось
За синий и дальний Кронштадт.

И так широко освещало
Тревожное море в дыму.
Как будто еще обещало
Какое-то счастье ему.

Лирический герой этого стихотворения 1924 года - "последний из
петербургских поэтов" вдвойне. Это и сам Георгий Иванов, морем - навсегда -
покидающий в 1922 году Петроград, и поэт Леонид Каннегисер, убивший в 1918
году Председателя петроградской ЧК Моисея Урицкого. В "Петербургских зимах"
первой строфой стихотворения автор завершает рассказ о том, как Каннегисера,
заключенного в кронштадтский каземат, возили в Петроград катером на допросы
и, возможно, увезли на расстрел. Таким образом, даже в пейзажном
стихотворении просматривается тема "последнего поэта".
"Время поэзии прошло" - так мыслили русские поэты со времен Евгения
Баратынского. И так они перманентно мыслят до сегодняшнего дня. Тем
сладостнее Георгий Иванов, вполне разделяя это представление, утверждал
наперекор веку и судьбе: кроме поэзии, ничего в мире не остается такого,
ради чего в нем стоило бы "мыслить и страдать".
Георгия Иванова приводила в трепет великая иллюзия, квинтэссенция
петербургского мифа - видение парадиза над бездной.
Вопрос о ценностях петербургской культуры возник для него едва ли не
раньше вопроса о ценности собственного существования.
Поэт родился на берегах Немана, но о нем смело можно написать:
"...родился на брегах Невы". Если иметь в виду рождение поэта, утверждение
нисколько не ложное.
Родился Георгий Владимирович Иванов 29 октября (10 ноября по новому
стилю) 1894 года в имении Пуки Сядской волости Тельшевского уезда Ковенской
губернии
В другом веке и в другой стране Георгий Иванов засядет за "Книгу о
последнем царствовании", исполненную безысходной трезвости в оценке любимой
им "странной любовью" монархической России.
Книга осталась незавершенной - в добром духе всех значительных
начинаний, требующих от нас кропотливого труда.
"Он считал, что журналистская работа вредит поэту, а он прежде всего
считал себя поэтом. К тому же, - написала о Георгии Иванове его собственная
жена, - он был безгранично ленив, а проза, не в пример стихам, давалась ему
с трудом, даже когда он был всецело увлечен темой".
От самого поэта можно было услышать признания не менее откровенные:
"Сам я <...> неврастенический лентяй, прожив ший всю жизнь ничего не делая и
ни о чем не заботясь..."
Роману Гулю он однажды написал и еще хлеще - о своей
"неприспособленности к умственному труду".
И ему же чуть позже: "Царя в голове не имеется. <...> Вообще я в
сущности способен писать только стихи. Они вы скакивают сами. Но потом
начинается возня с отдельными сло вами. Удовольствия от писания вообще не
испытываю ни "до", ни "после"".
Ясно, что подобные откровения простака совсем не просты. Между строк