"Андрей Арьев "Наша маленькая жизнь" (Вступление к собранию сочинений Довлатова)" - читать интересную книгу автора

"абсурд". Иногда прозаик называет мир "абсурдным", но иногда
--"нормальным". Это плодотворное противоречие, ловить художника на
подобных вещах можно только в неблаговидных целях. По Довлатову, жизнь
человеческая абсурдна, если мировой порядок - нормален. Но и сам мир
абсурден, если подчинен норме, утратил качество изначального хаоса.
Наличие ярко выраженных полюсов говорит о четкой выявленности сердцевины.
В крайности Сергей впадал постоянно, но безусловную содержательность
признавал лишь за расхожими прелестями бытия. "Только пошляки боятся
середины", - написал он в "Ремесле".
Срединный путь и в народных сказках и в элитарных шедеврах представляется
безнадежным. Довлатов выбрал именно его - самый рискованный и трудный.
Эстетика его зависит от меры пропорционального распределения вымысла и
наблюдения. В сфере творческой деятельности он, несомненно, стремился
взглянуть на прозу нашей жизни так, как если бы она и сама по себе являла
образчик искусства прозы.
По взыскательной скромности, неотличимой у него от чувства собственного
достоинства, Сергей Довлатов утверждал, что в его повествованиях никакой
морали не заключено, так как и сам автор не знает, для чего живут люди. В
этом обстоятельстве прозаик видел разницу между собой, рассказчиком, и
классическим типом писателя, осведомленного о высших целях.
Из сказанного не следует, что у Сергея Довлатова не было мировоззрения.
Отчетливо демократическая ориентация его прозы сомнений не вызывает. И
иного принципа отношений между людьми, чем принцип равенства, он не
признавал. Но понимал: равными должны быть люди разные, а не одинаковые. В
этом он видел нравственное обоснование демократии, и это убеждение
диктовало ему и выбор героев, и выбор сюжетов. Довлатов знал, что похожие
друг на друга люди полезны всем, непохожие - пробуждают враждебность. Но
соль жизни - в последних, в "лишних". Одна из его лучших новелл, вошедшая
в "Компромисс" (об Эрнсте Буше), публиковалась также и отдельно, вне
цикла, под названием "Лишний"...
"Лишние люди" - традиционные герои классической русской литературы --были
подвергнуты остракизму и критикой, и общественным мнением. Казалось бы,
навсегда. В рассказах Довлатова "лишний человек" проснулся от столетней
летаргии и явил миру свое заспанное, но симпатичное лицо.
Положа руку на сердце, Довлатов и сам был "лишним". Не чудаком, как его
герои, нет. Личностью, чуждой здравого смысла и бренных желаний, его не
представишь. Взгляд его нацелен не в эмпиреи, а в пьянящий, когда не
пьяный, разлад нашей дурацкой действительности. Он полагал даже, что
чем-то она хороша, эта жизнь - щедра на легкомысленные сюрпризы, гремит,
бурлит, как гейзер... Есть в ней несомненный проблеск страсти...
Печально, что этот живейший человек, виртуозный мастер слова, оказался при
жизни ненужным, лишним в советской культуре. Но - полагал Сергей Довлатов
- чем печальней, тем смешнее. Вывода о том, что веселье есть норма жизни,
из этого обстоятельства не получается. Жизнь, увы, грустна.
Интеллигентный человек фатально поражается несправедливому устройству
мира, сталкиваясь с бессмысленной - на его взгляд - жестокостью отношения
к нему окружающих: как же так - меня, такого замечательного, тонкого и
справедливого, вдруг кто-то не любит, не ценит, причиняет мне зло...
Сергея Довлатова - как никого из встреченных мною людей - поражала более
щекотливая обратная сторона проблемы. О себе он размышлял так: каким