"Лис Арден. Повелители сновидений " - читать интересную книгу автора

исправить.
- Почему? - искренне удивился Бернар. - Мы понравились... а вы, мэтр,
тоже хороши - пойте! И все тут. А что петь, кому петь...
- Понравились... разве это важно? Нет... это ж надо так осрамиться...
И трубадур ушел, оставив жогларов в полном недоумении.
- И чем он недоволен? - пожал плечами Гильем.
- Не знаю... - протянул Бернар. - Брось, главное - нас не освистали...
а может, кто так даже и запомнит.
- Запомнит? - и Гильема осенило. - Вон что... Пегильян прав. Осрамились
мы с тобой... тьфу... Бросились, разбежались - веселить, смешить - лишь бы
приняли. Нет бы взять их за глотку, спеть так, чтобы замолкли, жевать
перестали или подавились - а мы...
- Угу. - Бернар тоже понял. - А мы заигрывать с ними, как девки
дешевые. Потррроха Господни... вот ведь дурни!..
Друзья переглянулись. Что ж... сделанного не воротишь и песню обратно в
рот не затолкаешь. Хотя, видит Бог, оба они с радостью проглотили бы ее.
Вопреки ожиданиям, Пегильян вновь подошел к жогларам. Но на сей раз он
позвал только одного.
- Я пойду. - поднялся Гильем. - Я эту тенсону завел, мне и
расхлебывать.
Он встал перед столом-возвышением, прижимая к груди лютню, и произнес
razo, в котором говорилось о поистине колдовской силе любви, способной
преобразить и самого любящего и весь мир. Гости, оживившиеся было, услышав
Гильема, явно разочаровались; от него ждали веселья и развлечения, а вовсе
не возвышенных завываний.
Собираясь с духом, чтобы пропеть вторую строфу, Гильем бросил быстрый
взгляд на публику. Увы... лучше бы он этого не делал. Никому не было ни
малейшего дела до его сердечных излияний и что с того, что эта песня была
лучшей из написанных жогларом? Гости разговаривали, поглощали яства,
разложенные на массивных серебряных блюдах, смеялись. Кто-то, пошатываясь,
пробирался к выходу, кто-то громогласно взывал к слуге... Пир шел своим
чередом. Жоглар видел бороды, усыпанные хлебными крошками - траншуары явно
не удались замковому пекарю, вот влетит ему завтра от хлебодара... мелькнуло
в голове у Гильема; лица, изрядно раскрасневшиеся от вина и запаха пряных
курений, на которые не поскупились и жгли на жаровнях пригоршнями. Вот
только не видел он глаз, глядящих осмысленно и доброжелательно. Ну хотя бы
потому, что обладатель этих глаз сидел на возвышении, за хозяйским столом.
Жогларов с самого начала обучения в Омела приучали к тому, что
искусство - это прежде всего их работа. Как у пахаря, как у кузнеца, как у
портного. Это не развлечение, внушали им, не удовольствие и не предмет
гордости. Это работа, которая заказана, оплачена и должна быть достойно
выполнена, невзирая ни на что. Никто не приходит на пир, чтобы послушать
пение. Гостей привлекают угощение и хорошее общество. А если между
переменами блюд кто-то развлечет их слух кансоной, что ж... пусть его, лишь
бы не надоедал особенно. Конечно, бывали среди властительных сеньоров и
настоящие ценители благородного искусства трубадуров, и просто попасть к их
двору уже было настоящей удачей, но таких было удручающе немного.
Большинству же приходилось рассчитывать на замки не столь прославленные, как
Монсегюр, не столь богатые, как Бурлац, и не столь утонченные, как
Каркассонн. Замки, в которых их приходу искренне радовались, особенно зимой,