"Сильвестер Эрдег. Безымянная могила (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Отец у меня был сильный, а мать - щуплая, хрупкая, я сложением в нее пошел.
Деньги, отложенные на учебу, скоро кончились. Хоть родственники нам и
помогали, однако мать твердо решила, что поступит в служанки. Взяла ее к
себе одна повитуха.
Я тогда все время был с ней, мать меня ни на шаг от себя не отпускала.
Странная женщина была эта повитуха: с матерью она говорила так, будто
страху нагнать на нее хотела. Сразу сказала, что мать должна постоянно ее
сопровождать, не важно, день или ночь на дворе. Ей, говорит, не только у
рожениц бывать приходится, но и у всяких других больных - раненых, даже
прокаженных. Мать везде должна быть с ней, мази носить, травяные настои,
полотняные тряпки, чтобы кровь вытирать и раны перевязывать; в общем,
всегда быть на подхвате. А потом повитуха стала рассказывать всякие
страшные случаи - про женщин, истекающих кровью, про чирьи и язвы, про
мертворожденных младенцев, про человека, которому руку отрубили и надо
было срочно забинтовать обрубок, откуда кровь так и хлестала, про больных,
хрипящих от удушья, стонущих, вопящих от боли, про смрад и кровь. Мать,
вся бледная, молчала, а повитуха говорила: роженицу жизнь терзает,
болящего - смерть. И еще она предупредила мать: коли будешь служить у
меня, больших денег не жди, я - повитуха для бедных, для тех, кому
рождение ребенка - не радость, а несчастье, хуже смертельного недуга. И
снова повторила: коли будешь служить у меня, приготовься, дочка, иметь
дело с кровью, слезами, детишками вшивыми, язвами гниющими. Когда шли мы
от нее домой, я стал мать уговаривать, чтобы она хоть траур сняла, не
пугала больных и рожениц; она тихо ответила: нет, не может она этого
сделать, обет дала.
Не помню, как случилось, но однажды я вдруг обнаружил, что умею читать
и писать. Часто я бывал в храме, разговаривал со старейшинами, молитвы
слушал; если священник просил помочь, с радостью помогал. Друзей у меня
нет, я люблю побыть в одиночестве, тут недалеко есть фиговое дерево, я
часто сижу под ним, закрыв глаза, и представляю себя то птицей, то рыбой.
А один раз даже вообразил себя фиговым деревом. С тех пор как мать пошла
служить к повитухе, я часто бываю один и пытаюсь представить, что они
сейчас делают, кому помогают.
Да, читать и писать я умею, могу показать.
О том, кем я буду, когда вырасту, еще не думал. Пока что мне о матери
надо заботиться. Может, стану врачом, это очень хорошая профессия. Отец
выпивал редко. Иной раз положит деньги перед матерью и просит, чтобы она
вина ему принесла. Мать, хоть и без всякой радости, просьбу выполняла.
Отец любил веселиться, плясать, особенно когда нас на свадьбу куда-нибудь
звали. А мать ничего хорошего в этом не видела. В гостях отец пил много,
потом, когда домой шли, шатался, а заснув, громко храпел. Мне их жалко
было, и отца, и мать. Потому что я их любил.
Один раз приснилось мне, будто нахожусь я в каком-то огромном зале, где
нет потолка, а одни только стены. Сверху солнце светит ярко, отец стоит на
стене, держит на плече огромную балку и, напрягаясь изо всех сил,
старается аккуратно положить ее на две стены. Зал похож на пустой амбар,
но без крыши; только балка эта вверху, и от нее падает вниз полоса тени. В
тени стоит трон, а на нем сижу я, уже взрослый, у меня бородка, и я ее
поглаживаю.
Передо мной стоят римский император и царь Иудеи. Император говорит,