"Сильвестер Эрдег. Безымянная могила (Повесть)" - читать интересную книгу автора

словами: убери с него мокрую простыню и накрой его одеялом, чтобы не
простудился. Я сделала все, как он сказал, и тоже вышла на улицу. Многие
из учеников его были с ним, только Иуду я не видела. Юноша Иоанн подошел к
двери, заглянул внутрь, лицо его сияло гордостью, он шепнул мне:
поблагодари Иисуса. И я тогда тоже невольно улыбнулась, хотя очень устала,
и подумала: полно, что ты знаешь о нас, что ты знаешь о жизни? Тогда мне и
в голову не могло прийти, что целые годы мы будем жить вместе. У него были
густые черные волосы, лицо его светилось целомудрием, а я лишь улыбалась
снисходительно и смотрела на Иисуса, как он идет вдоль по пыльной улице.
Лука потянулся за кувшином, поднес его ко рту.
- Я не ослышался: ты много лет жила с Иоанном?
- Много лет, господин. После того как Христа распяли, Иоанн прятался у
нас.
Он был очень напуган. Когда моего брата убили, он несколько недель из
горницы не высовывался, даже по нужде ходил в ведро, а я выносила. Потом
уж набрался смелости, людям мы говорили, что это наш дальний родственник,
семью его разбойники перебили, а он к нам пришел и потому спасся. Случаев
таких было много, люди нам верили и лишних вопросов не задавали, у каждого
было что прятать и что держать в тайне, народ в страхе жил, говорили,
война скоро будет. И я жила с Иоанном до тех пор, пока он не ушел от нас.
А ушел он, когда первосвященником стал Анания; Анания за ним и прислал.
Лука пригубил молоко с медом, потом медленными глотками выпил всю
кружку.
- Продолжай, Мария Магдалина.
- Иисуса я снова увидела незадолго до его смерти. Слухи пошли, что его
собираются судить. Священники народ против него настраивали, говорили, что
он смуту сеет, что опасен для всех. Я же его только кротким видела; ведь
тот, кого любишь, всегда кажется кротким. Пришел он неожиданно; с ним были
Иуда и Иоанн. Мы обрадовались, Марфа еду готовила, ворчала, почему не я,
Лазарь еще выздоравливал. Я достала припрятанную благовонную мазь,
изготовленную из настоящего нарда: сын учителя мне ее подарил за то, что я
провела с ним ночь. Мазь эта была свидетельством греха моего, но грешной я
себя не чувствовала. Мазью из нарда умастила я ноги Иисуса, и в этом была
моя последняя надежда, что он все-таки вернется ко мне. Аромат нарда
наполнил комнату. Иоанн изумленно следил за тем, что я делаю, Иуда же
склонил голову и, сдерживая слезы, произнес тихо: это же страшно дорогая
мазь, Мария Магдалина, цена ей по крайней мере триста динариев, если ее
продать, сколько хлеба дали бы мы голодным. С трудом он вымолвил эти
слова, упрек звучал в них, чувствовала я, как ему больно, что его я люблю
не так, как Иисуса, а ведь я его тоже любила, как любят ребенка-сироту.
Вот какая странная штука: я отчаянно пыталась добиться любви Иисуса и
знала, что бесполезно это, а Иуда унижался ради меня. Стало тихо; Иисус
смотрел на меня, а отвечал в задумчивости Иуде: не в трехстах динариях
дело, брат мой.
Считай, что Мария Магдалина сейчас прощается со мной. Она еще думает,
что любит только меня, в душе же ее кипят другие чувства. Я собралась было
возразить, но Иисус с улыбкой махнул рукой: я же сказал, что покину тебя и
ты покинешь меня, напомнил он. Прошу тебя, Мария Магдалина, умасти этой
дорогой мазью ноги и Иуде с Иоанном. Тут мне стало так стыдно, что я
готова была провалиться на месте, и надежда на радость исчезла, и весь