"Константин Арбенин. Дом в конце тоннеля" - читать интересную книгу автора

относился к тебе как к равному, апеллировал к высшему твоему началу, как же
ты не понял! Я дарил тебе книги, десятки, сотни томов из букинистических
каталогов - что может быть дороже?
Господи, как же я скучаю по тебе, дом мой! Как же я хочу хоть во сне
очутиться в твоей прохладной прихожей, не спеша полежать в твоей ванне,
услышать под ногами скрип твоих отслаивающихся половиц! Никогда и ни к кому
я не был так привязан, никогда и никому я не хотел быть таким нужным,
никогда и ни от кого не ждал взаимности - только от тебя, дом мой, опора
моя, моя крепость!
Она на это говорила, что я захламляю тебя, развожу пыль. "Кто все это
будет читать?" - спрашивала она. А иногда так: "Когда ты все это будешь
читать?" Боже, что за меркантильный подход к книгам! Она не понимала, что
они нужны мне были не для чтения, а для уюта. У меня из головы, из сердца не
выходит этот злополучный день, когда она протянула мне плоский пластмассовый
бокс и сказала: "Держи, отныне ты не будешь душить нас своей бумажной пылью.
Все твои книженции я слила сюда". Она так и сказала - "книженции". Три
тысячи томов - с картинками, с засаленными корешками, с отпечатками немытых
детских пальцев, с записанными на полях мыслями и номерами телефонов, с
завалившимися между страниц кредитками, травинками и крошками от печенья -
все это вы одним махом пустили в оптимизатор! Варвары. Я понимаю, Дом, что
не ты управлял этим аутодафе, но ты промолчал, ты согласился. Что стоило
тебе сделать вид, что твой процессор завис, что запала какая-нибудь кнопка
на пульте домоуправления! Нет, ты выполнил все операции с тупой солдафонской
покорностью, будто ты машина, а не разумное существо нового поколения.
Почему-то со мною ты не был таким безотказным, таким податливо исправным!
Тебе, должно быть, доставляло удовольствие зависать на моих командах и четко
выполнять все, что задаст она. Признайся, от отсутствия книжных шкафов тебе
стало лучше, просторнее, я слышал, как изменилось твое дыхание, каким оно
стало размеренным и глубоким. Опять изменился запах. Или мне это только
показалось, и ты не чувствуешь разницы между запахом книг и запахом дисков?
Я чувствую. Мне самому стало легче дышать, прекратились мои приступы астмы.
Хорошо, возможно, это было сделано во благо всех нас. Но почему вы сделали
это за глаза, пока меня не было дома? Почему ты не предупредил меня?
Ведь вы будто бы выстрелили мне в спину! Я почувствовал себя
посторонним в тебе, я стал все время оглядываться, корчить рожи твоим
камерам слежения. Во мне что-то надломилось, и, когда она переселила меня на
второй этаж, в пустующую детскую, я уже не спрашивал ни о чем и не
сопротивлялся. Я приготовился к самому худшему: если женщина переселяет
мужчину в детскую - это плохой знак. И вот она объявила о своем намерении
сделать капитальный ремонт. Ну что ж, я все понял, я наконец догадался, кто
ей нужен на самом деле, кто ей дороже. Да и тебя я раскусил. Моя крепость
предала меня, она открыла объятия этой троянской лошади, а сам я пал,
развалился в одночасье, будто источенный термитами пень. Мне даже полегчало
как-то.
Говорят, что в конце тоннеля обязательно должен быть свет, иначе
тоннель не имеет смысла. Я девять лет лечу по этому мерцающему тоннелю, я
видел десятки огоньков, сотни маячков, но света в конце я не вижу. Можно ли
увидеть свет, когда ты сам двигаешься с его скоростью?
У нас здесь гравитация ни к черту, а когда, случается, вырубает
предохранители, наступает полная невесомость. Я повисаю между приборными