"Константин Арбенин. Дом в конце тоннеля" - читать интересную книгу автора

досками и вспоминаю те счастливые часы, когда мы с ней были вместе, жили
вместе, и твои мягкие водородные кровати делали наши тела невесомыми, а души
наполняли необъятной радостью. Как прекрасна была та невесомость - без
дождей и без Шнитке, только шуршащий на задворках сверчок и наши дыхания...
Прости, что я говорю об этом, возможно, тебе неприятно, но ведь это было, ты
сам знаешь. А здешняя невесомость тяжела. Нет ничего хуже одинокого человека
в невесомости, такой человек ровно ничего не стоит, он жалок, он равен нулю.
Этот человек - я. От невесомости у меня начинают слезиться глаза, а говоря
начистоту, я плачу. Это очень глупо звучит, но еще глупее выглядит: нет
ничего глупее, чем плакать в невесомости. Слезы пузырьками разлетаются
вокруг тела и колышутся в воздухе, как рыбья икра в морских глубинах. В
конце концов, я засыпаю, а когда гравитация восстанавливается, посеянные
мною слезы начинают капать сверху на мое лицо и будят меня. Я сам на себя
плачу - вот до чего я дошел, Дом! Нет предела у одиночества, оно - как
космос.
В тот злополучный сентябрьский вечер шел настоящий дождь, а я принял
лишнего, попросту говоря, напился. Это вы довели меня до такого собачьего
состояния - своим нескончаемым ремонтом. И вот я, как какой-нибудь бездомный
пес, дышал в твой паршивый индикатор и требовал пустить меня в свой
собственный дом! Я, твой хозяин и друг, стоял коленями в водосточной луже и
умолял вас - уже вас обоих - не вызывать санитарный наряд! Где, спрашиваю я,
в какой такой конвенции написано, что человек в нетрезвом состоянии не может
войти в свой собственный дом и завалиться в свою собственную кровать?
Покажите мне этот поганый документ, и я не поленюсь - собственноручно
проделаю в нем перфорацию!
Нет, я никогда не прощу тебе эти трое суток в наркологическом
санатории, никогда. Не ей - тебе! Не прощу эту чертову прививку от
алкоголя - что может быть бесчеловечней и унизительней! Вот скажи, санитар
жилищного хозяйства: чем жить теперь мне, одинокому космонавту, вышедшему на
большую трассу космической бесконечности?! Чем, я спрашиваю тебя? Здесь - в
неприкрытом космосе, где каждый встречный странник за пятнадцать юаней готов
слить тебе все горючее из своего бака прямо в твой рот, - я, непьющий,
выгляжу опять же полным идиотом, ровно как тогда, в мрачной зимней одежде
посредине разноцветной земной осени. Благодарю тебя, уважаемый мой дом!
Здесь, на станции, у меня тоже есть небольшая библиотека - одиннадцать
томиков любимых земных авторов, которые я выменял у одного межзвездного
барыги. "Робинзон Крузо", "Дневники Ийона Тихого", "Записки сумасшедшего",
"Обломов"... Это мое самое большое сокровище, слава богу, посягать на их
жизнь некому. И я, честно говоря, не пойму, кто из вас разумнее - ты или
книги. Так и живу: разговариваю с книгами и пишу письма дому - чего только
не случится с человеком в космосе!
А еще я читаю бортовой информатор и внимательно слежу за всем, что
происходит там у вас, на Земле. Вы, дома, молодцы, вы не на шутку
развернулись, я рад за вас. Я нисколько не сомневался, что нынешние выборы
выиграет дом. Дом-президент - это огромное достижение. Я плохо представляю,
что это за "домострой", о котором все говорят, но думаю, слово "хозяин" в
применении к человеку постепенно теряет свою былую актуальность, верно? Так
нам и надо. Мы, люди, слишком мобильны для того, чтобы быть честными и
надежными. Человек может уехать в другую страну, сбежать в иную галактику,
наконец, умереть. А дом никуда не денется, он всегда на виду, ему, так или