"Мария Арбатова. Мне 40 лет " - читать интересную книгу автора

увлечен, долго домогался. На выпускном вечере не отходил, ждал, что та
попросит помочь устроиться в Москве на кафедре. Но мама понимала, какой
ценой.
Закончила институт с красным дипломом, была признана лучшей студенткой
курса, но при институте оставлена не была, а получила распределение в
Калининскую область. Профессор сжалился и бескорыстно устроил в Москве два
месяца помогать большому чиновнику делать кандидатскую диссертацию.
Позже мама бывала по работе в Академии на ученых советах и обязательно
заходила к профессору Ельцову в кабинет. Ее считали его любовницей, а она
была младшей подружкой, советчицей и утешительницей. Потом познакомила его с
моим отцом, получила одобрение и назвала моего брата в честь профессора
Сергеем. В 1965 году профессор Ельцов умер.
Несмотря на красный диплом, еврейке на работу было устроиться трудно.
Взяли в научно-исследовательскую лабораторию. Директор вел себя как
мелкопоместный князек: набрал в штат послевоенных вдов, реабилитированных,
евреев и измывался как хотел. Они сделали ему докторскую, потом он стал
академиком, лауреатом госпремии. Во всех статьях, которые писали сотрудники,
первая фамилия автоматически ставилась его. Уходить было некуда.
Мама совмещала две должности: заведовала виварием и была научным
работником-опробатором. По долгу службы ездила в командировки, пробуя лечить
животных новыми лекарствами, объездила всю Московскую область и три района
Горьковской. Кстати, была секретарем комсомольской организации лаборатории,
считалась "идейной комсомолкой" и собиралась вступать в партию по зову
сердца.
Когда лабораторию хотели закрыть, шеф послал маму к комиссии из
академиков - как девочку из хорошей семьи с подвешенным языком, способную
объяснить, чем занимается лаборатория и насколько важна работа; сам он
объяснить этого не мог. Во всех бандах есть штатная единица интеллигента,
которого привозят на переговоры для хорошего впечатления. Короче,
лабораторию оставили.
Мама начала писать диссертацию, даже закончила вечерний институт
марксизма-ленинизма для кандидатского минимума.
И тут познакомилась с отцом через подругу, комсомольскую номенклатуру,
в комсомольской организации которой числилась дочка Сталина. Считая, что
первый брак отца не жизнеспособен, мама пошла напролом. Тут как раз
произошла высылка отца в Муром, и, бросившись вдогонку, мама сознательно
поставила жирную точку на своей карьере.
Ближайшими друзьями родителей в муромской жизни стали супруги Демины.
Уже упомянутая литераторша Мария, в честь которой меня назвали, и ее муж,
Григорий Никитич, секретарь райкома партии, умный, веселый и сентиментальный
человек. Когда выпадало свободное время, он забирал моего маленького брата и
отправлял маму с папой в кино.
В 1958-м, после Фестиваля молодежи и студентов, началась эпидемия
полиомиелита. Во всем доме, который в Муроме назывался "генеральским", я
оказалась единственным ребенком, получившим "остаточные явления
полиомиелита". Я была розовым годовалым пупсом, когда, проснувшись утром, не
смогла встать на ноги. Меня ставили, я падала, меня снова ставили, я снова
падала.
Увезя меня в Москву, мама писала: "Машеньке делают уколы. Все переносит
как взрослая. Очень плохо кушает. Лежим в боксе, общаемся с другими детьми