"Луи Арагон. Карнавал (рассказ) (про войну)" - читать интересную книгу автора

согласись она стать моей Джилл? "Rantipole Betty" - резвушка Бетти Джона
Китса-он называет ее "You young Gipsy" [' Юной цыганочкой (англ.).] -
походила, вероятно, на мою Бетти с ее цыганскими глазами.
Четыре дня спустя я вернулся в Решвог, который вопреки очевидности
никак не решусь назвать Оберхоффеном. Было уже поздно. Все спали. Я
отправился прямо домой. Хозяева, не желая упустить случая перекинуться в
картишки, поднялись, соорудили мне на скорую руку ужин и тут же усадили
играть. Спать мы легли много за полночь, уже занимался декабрьский рассвет.
Вежливость-изобретенье дьявола. Я рухнул на постель, не раздеваясь.
Может, поэтому сновиденья мои были так беспокойны. Я находился в странном
большом городе с множеством машин и разноцветных огней. Здесь происходило
какое-то архаическое торжество, на женщинах были белые меха и невероятные
украшения. То ли это заседал суд, однако судья был один, без заседателей,
гигант, выносивший приговор именем Geigerkonig'a, пользуясь жестами,
пальцы его стремительно бегали по большому черному инструменту. В силу
какого-то немецкого каламбура его именовали Herr Richter - Господин Судья.
Рихтер, Рихтер? Это имя о чем-то говорит мне. Бетти на днях громко
порицала меня за невежество: как, вы не читали Рихтера! У нас во Франции
принято называть его Жан-Поль2 [2 Рихтер (Жан-Поль), называемый просто
Жан-Поль, - немецкий писатель (1785-1849), автор "Титана" и др. - Прим.
автора.], да и книги его не так-то легко найти... этого анти-Гёте у нас не
издают в Taschen-Ausgabe. И, как выражается этот писатель, в такой
ничтожной степени проникший за границу, мое чтение не более чем die
wichtigsten Excremente des Zufalls - в основном экскременты случая, или
еще, что стен моих лишь коснулась эта Salpeter des Merkwiirdigen... эта
селитра замечательного... Но, Рихтер за Рихтера, судьба всех, сидевших в
зале, зависела от того, кто неистовствовал на эстраде, за что и было
заплачено, за этот приговор абсолютного слуха, их судьба зависела от
магических звуков, исторгаемых этим дьявольским судьей из клавиатуры, столь
стремительно скалившей зубы, что некогда было подумать. О, бесконечные
фразы грез! Военфельдшер Арагон сидел в ложе передо мной с женщиной,
которую называл Мюрмюр... глуховат, должно быть, не слышит, что повышает
вдруг голос. Я хотел с ним поговорить и не мог, несмотря на огромную силу
нравственных чувств, заключенную во мне, не мог раскрыть рот, а когда все
же, благодаря этой огромной силе, мне удалось с этим совладать, с губ моих
не сорвалось ни единого звука. Словно в немом кино.
В глубине зала кто-то внезапно поднялся с криком: "Маски, маски!" Я
вертел головой во все стороны, но не видел, откуда они выходят, и мною
владел такой страх перед ними, что я открыл глаза.
Было уже совсем светло. Улица ожила, что-то насвистывая, мимо проходили
солдаты. Господи! Уже почти одиннадцать. Мне принесли горячей воды, и я
торопливо умылся. Поздновато, чтобы являться в штаб с докладом. Капитан
Манжматен не преминул мне это заметить, но на уме у него явно было что-то
другое. Не без удовольствия, с издевкой он сказал:
- Ну, Удри, мой мальчик... обошли вас? С глаз долой-из сердца вон... Да
уж, достались вам эти марокканцы!
Что все это значило? Дежурный лейтенант ухмылялся. Должно быть, они уже
успели посудачить между собой.
- Да, - продолжал капитан, - пока вы спали допоздна... я, не мое,
конечно, дело, но просто в глаза бросается! Я как раз только пришел. Тут