"Луи Арагон. Карнавал (рассказ) (про войну)" - читать интересную книгу автора

американец. Ведь детей во рту не делают. Я просто скажу ей, Беттина... она
заметит, что я уже не называю ее Бетти. Итак, Беттина, я давно должен был
вам сказать, я вас... ну, в общем, выбор тут не большой, французский язык
беден. Или еще короче, с места в карьер, чего размусоливать: Беттина,
хотите быть моей женой? Это я-то, считавший, что к таким словам нужно
подходить издалека, подбираться малопомалу. Я действительно сказал:
- Беттина... - и на этом остановился.
Она не дала мне времени для дальнейшего, крепко стиснув меня в своих
объятиях, она говорила мне на ухо:
- О. Пьер, Пьер, я так счастлива...
К сожалению, ошибиться было невозможно, я похолодел, отстранился:
- Что происходит, Беттина?
И тут она выпалила:
- Пьер, он вернулся. Американец, который был тут до вас...
ну, до вас, за три дня. Он обещал. Но не писал. Он не любит писать. И я
уже не верила. А сегодня утром. Он сказал мне... да вот. глядите! - Она
показала мне свою руку с обручальным кольцом на пальце. - Это кольцо его
покойного отца...
Больше не о чем было говорить. Она и не давала мне. впрочем, никакой
возможности вставить хоть слово.
- Его скоро демобилизуют, мы поженимся перед отъездом, я буду жить в
его семье, там. В Далласе... ну. неподалеку. - Внезапно она закрыла лицо
руками, точно ей стало стыдно, и произнесла скороговоркой: - Пьер, прошу
вас. уходите, оставьте меня, мне надо подумать, я сама не понимаю, на
каком я свете, мне необходимо побыть одной, все это так внезапно,
почувствовать себя такой счастливой, счастливой, вы представить себе не
можете, как это трудно...
О Rantipole Betty! Так я и не сказал ей, что стал бы ее Джеком,
согласись она стать моей Джилл. Нет. А ее Джек, Джек, которого она
выбрала, не дожидаясь меня, с ним она, надо полагать, с кротким видом
присела на травку. Что я пробормотал?
Пятясь, я спустился с крыльца. Дверь закрылась. Я знал, что Беттина
стоит за ней. Отделенная от меня. Достаточно всего одной двери. Казалось,
я слышу, как бьется за дверью ее сердце.
Ну вот. Что тут скажешь. Что добавишь. Свершилось, свершилось. Маски
упали. Карнавал окончен.
Wir haben eine ungeheure Kraft moralischer Gefiihie in uns, говорит,
если быть точным, Фридрих Ницше: мы обладаем огромной силой заключенных в
нас нравственных чувств, но у нас нет общей для всех цели, aber keinen
Zweck flir aile... Почему именно эту фразу я уносил с собой, пятясь,
спускаясь с крыльца Беттины Книпперле? Я долго, долго задавал себе этот
вопрос.
Жизнь прошлась по мне, было много всякого, прежде чем настал этот
вечер, когда я вновь, через много-много лет услышал "Карнавал". Я глядел
на своего давнего товарища по Эльзасу, сидевшего в ложе с женой, и думал о
том, как по-разному складываются судьбы. Он, бывший военфельдшер. нашел,
говорят, свой ответ Ницше: он верит, что существует ein Zweck flir aile,
общая цель для всех, общая для всех чувств и для всех людей. Он больше не
лечит чахоточных марокканцев, ему представляется, что он может предложить
своим ближним лекарство совсем иного рода. Не ошибся ли он? Не потратил ли