"Луи Арагон. Страстная неделя (роман) [И]" - читать интересную книгу автора

офицеры-за здорово живешь рубились на саблях с молоденькими немцами или
русскими. Но, когда французы остались одни, тут уж начала рваться в бой
молодежь.
Вечерами пили вместе с победителями в "Кафе Ройяль" на улице Роган. До
чего же нелепы все эти истории! Ну, допустим даже, корсиканец высадился в
Антибах, у него тысяча молодцов, а дальше что? Очередная авантюра!.. А у
самих в глазах мелькал насмешливый огонек. Что ж, разумеется, наш Париж
остался роялистским Парижем. Но Теодор не мог не видеть, как, заметив его
в мушкетерской форме верхом на коне, прохожие подмигивали друг другу,
подталкивали соседа локтем и переговаривались вполголоса, глядя ему вслед.
До сих пор он не забыл, что сказала ему одна девица в тот вечер, когда он
напился как сапожник:
"Какая жалость, что ты мушкетер!" Вокруг Тюильри в тревоге сновали
люди. А потом вдруг волонтеров сменили вызванными из отпуска кадровыми
военными. И вот с девятого числа объявили тревогу. А как радовался еще в
январе Теодор, с каким ребяческим восторгом ходил он заказывать себе
форму-красный мундир, две пары рейтуз-белые и серые, кашемировые брюки,
плаш с алой оторочкой... Он часами мог забавляться, примеряя серебряную с
золотом каску, увенчанную позолоченным гребнем и кисточкой из конского
волоса, любовно проводил пальцем по черному бархату, которым был подбит
подбородник. Нежно поглаживал ладонью белый плюмаж, выходивший из венчика
черных, мелко курчавившихся перьев. Особенно же гордились мушкетеры
черными развевающимися .хвостами, шедшими назад от кисточки... Такое
обмундирование стоило бешеных денег, и, хотя Теодору от покойной матери
достались не только миндалевидные глаза, но и десять тысяч ливров ренты,
отец сам оплатил все расходы по шитью формы, даже купил сыну уйму
необходимых в военной жизни мелочей, французское седло и пурпуровый чепрак
для Трика. Больше всего Тео, как называл его папочка, радовался сбруе,
лядунке, сабле, ружью. "Quo ruit et lethum..."
Куда скачет-сеет смерть. Великолепная надпись, начертанная на знамени
серых мушкетеров, была выгравирована также на касках.
на золотой гранате, украшавшей передок нашлемника... и Теодор любил
повторять про себя этот девиз-"Quo ruit et iethum..." - так, словно слова
эти стали и его собственным девизом, девизом его жизни, судьбы, и, пьянея
от конского галопа, он испытывал такое чувство, будто устремлялся
навстречу смерти... Но не только это безудержное легкомыслие, отвлекавшее
Теодора от его раздумий, было причиной безумного решения сделаться
королевским мушкетером.
Без сомнения, это-то и создавало известную дистанцию между ним и его
друзьями, числившимися либералами. Или еще хуже того. Как, например,
Робер. Или Орас. Не без горечи думал он об Орасе, о друге своей юности.
Перед отъездом он с ним не повидается. И не объяснится с ним. И не
придется Луизе выступать посредницей между своим мужем и нашим мушкетером.
Кроткая Луиза, тезка матери Теодора, скончавшейся, когда ему было десять
лет... И офицеры других частей тоже недолюбливали королевскую гвардию,
достаточно было вспомнить, какой прием оказали на той неделе герцогу
Беррийскому, посетившему Вавилонскую казарму, - более чем холодный прием.
Когда его высочество-низенький толстячок, грубоватый в обращении и
несдержанный на язык, - проходил по казарме с эскортом мушкетеров, в числе
каковых был и Теодор, позади слышался ропот.