"Лидия Арабей. Череда (концовка отсутствует)" - читать интересную книгу автора

столько внимания, показался Павлу Ивановичу ненужным. Такая ли большая
радость, что тебе прибавится еще один год, особенно жене, которая этих годов
боится как черт ладана. И в ответ на беспокойство жены, не надо ли
пересмотреть списочек приглашенных, он ответил хмуро:
- Приглашай кого хочешь, твой день рождения.
Жена посмотрела на него удивленно, спросила:
- У тебя неприятности на работе?
Павел Иванович положил на стол вилку, отодвиул тарелку с недоеденным
ужином.
- Нет никаких неприятностей. Просто нога что-то разболелась, - потер он
ладонью колено.
У Павла Ивановича была прострелена нога - ранили во время войны в
партизанах. Иногда, к плохой погоде, старая рана начинала ныть. Болела ли
нога сегодня, Павел Иванович и не знал, - кажется, нет, - но надо было
как-то объяснить жене плохое настроение, и он сослался на ногу. Но как
только сказал, что нога заболела, почувствовал, будто она и в самом деле
ноет, болит колено.
Жена заговорила с сочувствием:
- Так ужинай и ложись, я скипидаром натру тебе ногу.
Павел Иванович уже сам прислушивался, болит нога или нет. Минутами
казалось, что болит, а потом боли не чувствовалось.
- Нет, не надо натирать. Сама пройдет.
После ужина, слегка прихрамывая, он пошел в гостиную, взял со столика
свежие газеты, направился с ними в спальню, лег на свою кровать, включил
лампу, стоявшую на тумбочке между кроватями. Он листал газеты, пробегал
глазами заголовки, но не понимал даже заголовков. Мешала музыка - дочь опять
играла в своей комнате. Очень захотелось закурить, но он уже три года как
бросил курить, гордился своей выдержкой, в доме не было сигарет, да и вообще
если б он закурил, жена испугалась бы, поняла бы, что у него что-то
случилось, начала бы расспрашивать. А о том, что случилось, он не мог
рассказать никому, надо было самому все пережить и, если можно, придумать
что-то такое, чтоб и самого себя не выдать, и помочь этому человеку,
Зайчику.
Он глянул на будильник - было только восемь часов вечера, спать так
рано он не ложился, работать с таким настроением тоже не мог, - а он начал
писать докторскую диссертацию, - и Павел Иванович лежал, смотрел в потолок,
думал.
В спальню вошла жена, уже без фартука, проходя мимо зеркала, посмотрела
на себя, поправила волосы, подошла к кровати, на которой лежал муж, села
возле него.
- Ну как твоя нога? - спросила с сочувствием. - Может, все-таки натру?
Она положила мягкую, еще влажную от воды ладонь ему на лоб. Рука у жена
была мягкая и голос ласковый, Павлу Ивановичу вдруг захотелось ей все
рассказать и попросить совета, что ему делать. Он посмотрел жене в лицо. Все
на этом лице было ему очень знакомое - и зеленоватые глаза, и морщинки возле
них, и слегка выпуклый лоб с прядкой крашеных волос, тонкие, без помады
губы, суховатые и бледные. Кажется, все на ее лице было знакомое и свое, но
где-то глубоко в глазах жены жило и другое - холодное и жестокое. Павел
Иванович знал это, оно выплывало и надолго застывало в глазах жены, когда
они ссорились, и жена становилась будто чужая. Он тогда думал о жене: если