"Лидия Арабей. Череда (концовка отсутствует)" - читать интересную книгу автора

- Давай, давай, - чуть не силой взял Павел у нее из руки корзину.
Они пошли в сторону Таниного дома.
Так у них началось. По вечерам Павел ждал Таню возле столовой и
провожал ее домой. Она жила напротив школы в низеньком гнилом домишке, он
осел, врос в землю едва не по самые окна. Дверь, открываясь, скребла по
земле, все в этом доме было перекошенное, искривленное, и если б не
занавески на окнах, вырезанные зубчиками из бумаги, да не красные цветы
герани на подоконниках, не верилось бы, что в этом доме живут люди.
Через некоторое время Павел зашел и внутрь этой хаты. Из темных сеней,
где стояли кадки, висели на жердях какие-то лохмотья, дверь вела в кухню с
одним окном и низким потолком. Половину кухни занимала печь, на которой
лежал, почти не слезая, слепой Танин отец. Танина мать, еще не очень старая
женщина с сухим лицом и жилистыми руками, все время бегала по местечку - ее
звали то постирать белье, то убрать в квартире, то наносить воды из далекого
колодца.
В семье было пятеро детей, и на все невзгоды - на то, что детей много,
что муж больной, что плохая хата, - она махала рукой и говорила:
- А, как-нибудь обойдется.
Таня была старшей из детей, и дома, как и в столовой ее все звали на
помощь:
- Таня! Подай воды! - просил отец, и Таня со своим "сейчас, сейчас,
сейчас" бежала к ведру, черпала медной кружкой воду, подавала на печь отцу,
ждала, пока он выпьет, и забирала кружку.
- Таня! Хочу есть! - кричал, прибежав с улицы, голопузый младший брат
ее Стасик, и Таня бежала к печи, открывала заслонку, брала ухват и
вытягивала из печи горшок.
- Таня, Манька испачкалась! - кричал через какое-то время тот же
Стасик, и Таня, краснея от стыда, тащила двухлетнюю Маньку в сенцы обмывать
и переодевать.
Идя домой из столовой, она несла в кастрюльках, которые ставила в
корзину, борщ и кашу, что оставались в котлах, - их все равно надо было
выливать и выбрасывать.
Павел зашел к Тане домой раза два, но чувствовал себя там неловко и
чаще всего звал ее к себе, в свою комнату. Она не отказывалась, шла рядом с
Павлом по темной улице местечка, стояла, ожидая, пока он открывал длинным
ключом дверь своей комнаты. Очень стеснялась, когда Павел прислонив свою
палку к стене, помогал ей раздеваться - снимать платок, великоватый, с
чужого плеча, пиджачок с засученными рукавами, - она отступала от Павла и
говорила:
- Я сама, сама...
Она разрешала себя обнимать, целовать, и Павла пьянили ее полные губы,
ее молодое, крепкое тело, ее послушная податливость.
- Ты хороший, - говорила ему Таня, и Павлу казалось, что она все думает
о тех деньгах за пиво, которые он не захотел тогда присвоить, и ему
становилось смешно, потому что сам он о них и думать забыл.
Таня часто спрашивала у него:
- У тебя болит нога?
И когда спрашивала, лицо было такое, будто у нее самой что-то болело.
Иногда она брала в руки палочку, долго и внимательно рассматривала
квадратики, узоры, которые выстругал на ней Павел, гладила то место, где