"Соломон Константинович Апт. Томас Манн " - читать интересную книгу автора

ряду событий.
Русская литература XIX века, двух представителей которой Томас Манн
прямо назвал своими наставниками, повлияла прежде всего на духовное
формирование молодого автора "Будденброков". Она была школой, воспитавшей в
нем сопротивляемость философско-эстетическим идеям декаданса. Вспоминая о
годах работы над первым романом, Томас Манн говорил, что он "подкреплял свои
неустойчивые силы" чтением русских писателей. Устами своего героя Тонио
Крегера он назвал русскую литературу "святой" за ее "целительное, освящающее
воздействие". В чем же именно заключалось ее целительное, укрепляющее силы
воздействие на самого Томаса Манна? Ответ на этот вопрос можно, нам кажется,
вывести из одного авторского комментария к роману, сделанного через
пятьдесят лет после начала работы над ним. "Молодой автор "Будденброков", -
говорит Томас Манн, - изучал психологию упадка по Ницше. Но одно из
откровений этого жадно упивающегося жизнью виталиста он все же вынужден был
отвергнуть или, во всяком случае, не мог принять его всерьез, - я имею в
виду его утверждение, будто бы "о бытии можно судить только с точки зрения
самой жизни, за ее пределами нет никакой точки опоры для подобных суждений,
нет никакой инстанции, перед лицом которой жизнь могла бы стыдиться своих
проявлений". Я допускаю, что такая мысль могла родиться в голове немца, но
она чужда европейскому образу мышления, европейскому гуманизму, учеником
которого я был, когда мне было двадцать пять лет, и остался сейчас, когда
мне пошел восьмой десяток. "Точка опоры" и "инстанция", как их называет
Ницше, существуют, и искать их надо в человеке..." Критика жизни, критика
общества с позиций человека - это и было пафосом русской литературы. Она
сыграла для молодого Томаса Манна роль первой школы "европейского
гуманизма". Когда он читал Тургенева и Толстого, он учился смотреть на
литературу, на занятие, которому хотел посвятить себя навсегда, как на путь,
говоря словами из "Тонио Крегера", к "всепониманию", "к любви". А само
признание сверхзадачей своей работы высокого нравственного принципа
"критерий всего - человек" внушало доверие и уважение к художественному
методу литературы, которая этот принцип блистательно утверждала. И,
изображая родной город во всей исторической подлинности, а его обитателей -
с глубоким и сочувственным проникновением в их психологию, молодой автор
следовал в подходе к своему материалу примеру великих восточных учителей.
Мы пишем биографию, а не критический, литературоведческий очерк и
поэтому, естественно, стараемся строить рассказ главным образом на фактах и
документах. Но сколь бы подробно ни перечисляли мы те источники материала
для "Будденброков", которыми располагал Томас Манн в Италии, и те
литературные влияния, которые он испытывал, приступая к работе, это еще не
даст представления о том, как преломилось все это в его, именно его
творческом воображении. Если бы мы ограничились таким документально
подтвержденным перечнем, самобытность томас-манновского подхода к материалу,
а значит писательское своеобразие нашего героя, то есть самое замечательное
в нем, осталось бы за скобками этого рассказа о его молодости, а ведь
настоящая слава уже пришла к нему, когда ему не было и тридцати лет...
Томас Манн любил повторять слова Гете: "Чтобы что-то создать, надо
чем-то быть". Судя по записи Эккермана, эти вообще-то многозначительные
слова Гете имели в виду, в частности, отношение художника к материалу, к
натуре. "...Кто хочет создать что-либо великое, - говорит, поясняя свой
афоризм, эккермановский Гете, - должен достичь такой высокой ступени