"Соломон Константинович Апт. Томас Манн " - читать интересную книгу автора

другого тюремной стеной) перемешаны с ницшеанскими (жизнь чиста, жестока и
прекрасна, как юноша, явно наделенный в воображении Томаса Будденброка
черточками "сверхчеловека"). Внутренняя полемика с Ницше, начавшаяся у
Томаса Манна еще в юности, затянулась, как мы уже говорили, на долгие годы,
потому что Ницше был для него переживанием интеллектуальным. Шопенгауэр же
был, повторяем, переживанием душевным и возрастным, а потому можно сказать -
однократным. Но многие мысли Шопенгауэра прочно вошли в обиход Томаса Манна,
он часто ссылался на них в статьях, вспоминал их в письмах, обыгрывал,
обычно иронически, в позднейших романах, в том числе в своей библейской
тетралогии, где, например, сделал темой беседы между Иосифом и
мальчишкой-измаильтянином чисто шопенгауэровское рассуждение о том, что
каждый человек мнит себя средоточием мира, и когда наш автор сочувственно
цитирует слова: "Человечество научилось от меня кое-чему, чего оно не
забудет", хочется добавить, что уж сам-то он Шопенгауэра и правда не забывал
никогда.
В очерке о Шопенгауэре, написанном в 1938 году, когда
человеконенавистническая фашистская идеология еще упивалась своим
господством в Германии, Томас Манн подверг философа, поразившего его в
молодости, философа, к чьим мыслям он возвращался всю жизнь, проверке, если
можно так выразиться, "на гуманизм". Называя "негуманными по существу"
объяснение мира как продукта воли и пренебрежение Шопенгауэра к разуму,
который тот объявлял простым орудием инстинктов, Томас Манн усматривал
гуманный элемент этой философии в том, что, возвышая человека над
биологической его природой, она противопоставляет абсолютной "воле" его
"чувствующую и познающую душу". "Пессимизм Шопенгауэра, - сказал в своем
очерке Томас Манн, - это его гуманизм". Не нужно понимать эту парадоксальную
фразу так, будто на старости лет Томас Манн согласился с учением, отрицающим
мир и проповедующим неучастие в его делах. Эта фраза имеет в виду не
практические выводы философии, объективно означавшие капитуляцию перед
институтами, - такой капитуляции как раз и добивался от человека фашизм, - а
некоторые внутренние, чисто личные предпосылки шопенгауэровского учения,
родственные, на взгляд Томаса Манна, предпосылкам всякого, гуманного в своей
основе искусства: "духовную чувственность", как выразился Томас Манн,
Шопенгауэра, то есть его убежденность, что познание и мышление - "дело не
только головы, но и всего человека с его сердцем и чувствами, с его душой и
плотью".
Таким образом, и в старости главным критерием в подходе к
шопенгауэровской философии осталась для Томаса Манна ее страстность, а не ее
мудрость. Послевоенный, 1947 года, очерк о Ницше был, как уже говорилось,
озаглавлен "Философия Ницше в свете нашего опыта". Статья, о которой шла
только что речь, называется просто "Шопенгауэр". И хотя поводом к ее
написанию был тоже, конечно, огромный исторический опыт почти сорока лет,
прошедших с того дня, когда молодой человек впервые прочитал книгу "Мир как
воля и представление", статья эта вобрала в себя преимущественно
литературный опыт автора уже нескольких романов и множества статей и
аргументировала оказавшиеся столь стойкими юношеские впечатления с такой
полнотой, какая юноше была еще не по силам.

Трудная зима