"Татьяна Апраксина. Черный Истребитель" - читать интересную книгу автора

взгляд Эррана. Ей казалось, что еще немного - и она не выдержит, повиснет у
него на шее. И, конечно, окажется, что она все поняла неверно. И тогда будет
очень, очень стыдно, и не удастся непринужденно свести ситуацию к простому
эпизодическому эротическому приключению, каких между пилотами бывало,
несмотря на все запреты, немало. Но всегда это было что-то мимолетное, от
скуки и желания развлечься.
Кэсс заклинило намертво. За два или три года случайное увлечение,
которое она скрывала даже от себя самой, переросло в очень сильное и
совершенно нежеланное чувство. Сколько сил Кэсс тратила на то, чтобы никто
не мог догадаться об этом чувстве - знала только она. Пока что получалось.
Получалось, пока они не оказывались сидящими рядом на одной постели, и тогда
уже нужно было все время повторять про себя старую детскую считалку или
напевать какую-нибудь песенку.
Эррану же море было по колено, и вечерами он брал в руки гитару, и рано
или поздно пел запретное "А ты, напротив...", и остальные нестройно, но
искренне подтягивали в припеве:

А ты, напротив - такой как я,
А ты, напротив - смелей меня.
Лучи скрестятся - в осколки сталь...
Тебе - свобода, а мне - медаль.

Кэсс боялась за него, вокруг него уже сплелась тонкая паутинка слухов,
и хотя слово "неблагонадежен" еще не прозвучало напрямую, что-то было не
вполне хорошо. Мелочи, оттенки, интонации. Эрран слишком много думал, и
иногда сомневался, и иногда - не с ней, с кем-то другим, из старших -
позволял себе обсуждать эти сомнения. А это было опасно - но Эрран
откровенно плевал на опасность, и СБ пока что обходило его стороной. Но едва
заметная тень опасности оставалась. Признанный лучший пилот Корпуса, Эрран
мог позволить себе легкое вольнодумство. А Кэсс казалось, что ему мало
"кое-какого", что ему нужно нечто иное. Свобода обсуждать и сомневаться,
право не верить ни во что и никому. Она сама не знала, откуда у нее такие
идеи, и почему ей это нравится. Почему, искренне ненавидя и презирая всех
предателей, диссидентов, бунтовщиков, Эррану она была не только готова
простить неблагонадежность - не смогла бы простить полной лояльности.
Он был так похож на ее брата... так мучительно, так болезненно, так
нестерпимо похож. Только она не могла понять - чем именно. Другой голос -
выше и глубже, совсем другое лицо - излишне тонкие, слишком правильные
черты. Совсем другая пластика - легкие, порывистые, изящные движения птицы.
Ее брат был не таким - крепче, медлительнее, приземленнее. Но общее было -
может быть, именно в этой манере задумываться над многими, кажущимися другим
обыденными вещами. Или в стремлении все делать по-своему, любой ценой не
отступая от какого-то внутреннего кодекса чести. Или во взгляде - теплом и
немного печальном, взгляде человека, знающего что-то, недоступное остальным,
и не имеющего возможности поделиться этим.
Эрран был похож на ее брата - и все тут, и любые барьеры были этим
простым фактом сметены, и она уже знала, что влюбилась - первый раз в жизни
по-настоящему влюбилась. Раньше у нее получалось несколько раз с кем-то
переспать, не знакомясь особенно близко, но и в этом было что-то неприятное,
неискреннее. И совершенно ненужное. Тепло близости было ей незнакомо. Все