"Лайза Аппиньянези. Память и желание, Книга 1 " - читать интересную книгу автора

ворчала: "Ты сведешь его с ума своими рассуждениями и логическими выводами".
Но Робер Жардин упорно стоял на своем. Даже когда Жакоб совершал нечто,
неизбежно влекшее за собой наказание, Робер всегда старался объяснить,
почему наказание необходимо и почему на этот раз оно именно таково. Став
подростком, Жакоб имел в своем распоряжении широкий набор причин и
следствий, в которых разбирался даже слишком хорошо для своего возраста.
Жакоб, наверное, мог бы взбунтоваться, но, поскольку его более или
менее продолжительные встречи с отцом случались лишь во время летних
каникул, то эти беседы действовали на мальчика благотворно и только
увеличивали уважение к отцу. В любом случае мать, с которой он общался
несравненно чаще, являла собой разительный контраст с мужем, и в ее обществе
опасность утонуть в пространных объяснениях никак не грозила. Она души не
чаяла в своих троих детях, заботилась об их благополучии и содержала
парижский дом и альпийское поместье в идеальном порядке. Она мало говорила и
много смеялась. Пока дети были маленькие, мать или порывисто обнимала их,
или столь же импульсивно шлепала. Кроме семьи, ее интересовало в жизни очень
немногое: ее фарфоровые вещицы, ее музыка и ее религия.
Мари Жардин была хорошенькой и сама напоминала фарфоровую статуэтку
восемнадцатого века - вроде тех, которые коллекционировала. Миниатюрная, со
светлыми кудряшками и родинкой на левой щеке - прямо над ямочкой (которая
появлялась на ее улыбчивом личике очень часто) - Мари была дочерью богатого
парижского банкира. Так случилось, что ее мать рано умерла и Мари
воспитывалась в уединении, у дедушки с бабушкой, которые, выйдя на покой,
жили в своей овернской усадьбе. В этом горном местечке Мари и повстречала
Робера Жардина, к тому времени уже бывшего врачом и всерьез занимавшегося
исследованием причин возникновения эмфиземы у шахтеров. Робер и брат Мари
стали приятелями, когда вместе учились в университете. В Париже их родители
дружили домами. Мари показалась Роберу настолько неотразимой, что после
недолгого ухаживания (принятого весьма благосклонно) последовала свадьба.
Робер был третьим сыном богатого банкира-еврея. Никто не требовал от
него - младшего наследника - продолжать семейное дело, и его рано возникшее
стремление изучать медицину не встретило со стороны родителей ни малейшего
противодействия. Высокий, темноволосый, с проницательным взглядом и
уверенной походкой, он быстро стал обращать на себя внимание блестящих
парижских семейств не только как практикующий врач, но все больше и больше
как активный участник кампании за медицинскую реформу. Особенно его занимала
проблема безопасности рабочего места, и он непрестанно боролся за соблюдение
мер безопасности и лучшие условия труда рабочих, не уставая доказывать,
взывая к здравому смыслу, что деньги, потраченные на профилактику, окупятся
сторицей - здоровыми и полноценными рабочими.
Молодожены поселились в модном в начале века шестнадцатом округе,
который граничил с утопавшим в зелени Булонским лесом. Это был прелестный
семейный очаг. Мари родила первенца - Жакоба; потом, с интервалами в два
года, на свет появились Марсель и Николетт. Дом наполнился криками шумных
детских игр и веселым смехом. По вечерам детские голоса сменялись более
суровыми, гостиная Жардинов со временем превратилась в салон политических
реформаторов, желавших порассуждать, подискутировать и услышать о
достижениях доктора Жардина в области социальной медицины. Двое пожилых
банкиров, изредка посещавших эти собрания, скептически покачивая головами,
иронизировали, что место в раю им всем теперь обеспечено.