"Жан Ануй. Пассажир без багажа " - читать интересную книгу автора

преподать кое-какие наставления, А мужчина, взрослый мужчина, который имеет
разве что родину, да и то не наверняка, зато не имеет ни родного города, ни
традиций, ни имени... Это же похабство! Скандал!
ГЕРЦОГИНЯ. Во всяком случае, дорогой Гастон, вы только что сами дали
блестящее доказательство тому, что нуждаетесь в воспитании. Ведь я же
запретила вам произносить это слово.
ГАСТОН. Какое? Скандал?
ГЕРЦОГИНЯ. Нет. (После минутного колебания.) Другое...
ГАСТОН (продолжает мечтать вслух). Ни справок о судимости... Хоть об
этом-то вы подумали, герцогиня? Вы доверчиво не убрали столовое серебро, а в
замке моя спальня всего в двух шагах от вашей... А что, если я уже убил трех
человек?..
ГЕРЦОГИНЯ. По вашим глазам видно, что не убили.
ГАСТОН. Вам повезло, раз они почтили вас своим доверием. А я вот иногда
часами, до отупения вглядываюсь в свои глаза, стараюсь обнаружить в них то,
что они видели, а они не желают ничем со мной делиться. Ничего я в них не
вижу.
ГЕРЦОГИНЯ (улыбаясь). Успокойтесь, Гастон, во всяком случае, вы не
убили этих троих. И вовсе не обязательно знать ваше прошлое, чтобы быть
уверенным в этом.
ГАСТОН. Ведь меня же нашли на вокзале у поезда, на котором привезли из
Германии военнопленных. Значит, на фронте я был. Значит, я, как и все
прочие, выпускал эти штуковины, а они не совсем то, что требуется для нашей
бедной кожи, которая не выносит даже укола шипов розы. Я-то себя знаю, я не
отличался меткостью. Но в военное время генеральные штабы рассчитывают
скорее на количество выпущенных пуль, чем на ловкость сражающихся. И все же
будем надеяться, что я не сумел попасть в трех человек...
ГЕРЦОГИНЯ. Что вы такое плетете? Напротив, мне хочется верить, что вы
были настоящим героем. Я имела в виду, что вы не убивали в мирное время.
ГАСТОН. Герой во время войны - понятие растяжимое. Сам воинский устав
приговаривает всех без разбора - и клеветников, и скупцов, и завистников, и
даже трусов - к героизму, и достигается это почти одинаковым методом.
ГЕРЦОГИНЯ. Успокойтесь. Внутренний голос, а он не обманывает, говорит
мне, что вы росли хорошо воспитанным мальчиком.
ГАСТОН. Довольно слабое утешение, поди узнай, не причинял ли я зла! Я
же наверняка охотился... Все хорошо воспитанные мальчики охотятся. Будем
надеяться, что стрелял я из рук вон плохо и не убил даже трех зверушек.
ГЕРЦОГИНЯ. Только настоящий друг, дорогой Гастон, может слушать вас без
смеха. Ваши угрызения совести явно преувеличены.
ГАСТОН. Мне было так спокойно в приюте... Я привык к себе, хорошо себя
узнал, и вот приходится расставаться с созданным мною образом, искать
какого-то нового себя и напяливать его, как старый пиджак. Еще неизвестно,
узнаю ли я себя, я, трезвенник, в сыне фонарщика, которому и четырех литров
красного в день маловато? Или, к примеру, все тот же я, человек неусидчивый,
окажусь вдруг сыном галантерейщика, который собрал и расклассифицировал по
сортам более тысячи пуговиц?
ГЕРЦОГИНЯ. Потому я и настаивала начинать с этих Рено, что они вполне
приличные люди.
ГАСТОН. Другими словами, потому что у них прекрасный дом, прекрасный
метрдотель какой у них был, а?