"Аньци Минь "Красная Азалия" Жизнь и любовь в Китае" - читать интересную книгу автора

ни не лишилась: убийца и следов бы не оставила, как волк, задравший
овцу. Потом грозно стукнул кулаком по столу и выкрикнул: "Вот материал
для дискуссии!" Мне стало неловко. Тогда он утешил меня, мол, молодос-
ти не стоит стыдиться. Но я была недовольна собой. Он предложил свою
помощь. Попросил назвать книги, которые она мне приносила. "Белоснеж-
ка", "Русалочка". Спросил, кто написал. Я сказала: "Кажется, Андер-
сен".
Он поднял указательный палец и наморщил лоб. "Постой, постой, вот
оно! Кто такой этот Андерсен?" - "Да какой-то старик, иностранец". -
"А о чем эти его сказки?" - "Все о принцах, принцессах да гномах". -
"Ну а чем он сейчас занимается?" Я не знала. "Смотри-ка, ты совсем по-
теряла бдительность! - Он почти орал на меня. - Да может быть, он -
вражеский шпион". Вынув пузырек с лекарством, Чэнь проглотил несколько
пилюль. Сказал, что у него больная печень. Но докторам он в этом не
признается, иначе сразу в больницу упекут. Болит все сильнее, но на
лечение нельзя тратить ни секунды. Разве можно подвести председателя
Мао? Он ведь доверился нам, представителям рабочего класса, тем, кто
до Освобождения жили хуже собак и свиней.
Лицо его пошло красными пятнами. "Вам нужен отдых", - сказала я. Он
жестом велел мне помолчать, пока, держась рукой за правый бок, пытался
утишить боль. Сказал, что учиться почти и не довелось. Родители умерли
с голоду. Ему было пять лет. Братьев и сестер, погибших от холеры,
просто сбросили в море. Его продали торговцу детьми за пятнадцать фун-
тов риса. Ребенком начал работать на судостроительном заводе в Шанхае,
хозяин драл его нещадно. После Освобождения вступил в партию, был пос-
лан в вечернюю школу для рабочих. "Так что я сильно задолжал нашей
партии и далеко еще не все отработал..."
Я глядела на него с сочувствием. Болело, видимо, все сильнее. Он
крепче и крепче прижимал руку к правому боку, но облегчения не насту-
пало. "Знаешь, мы нашли дневник твоей училки... Там есть про тебя..."
- "Что, что про меня?" Я заволновалась. "Пишет, ты одна из немногих в
классе, у кого есть способности. Она специально обвела это слово "спо-
собности". Понимаешь, что это значит? - И, не дожидаясь ответа, про-
должал: - Способности стать такой, как она сама, как ее отец, как все
империалисты. А дневник, оказывается, она вела, чтобы представить аме-
риканским хозяевам доказательства своих шпионских успехов".
Мир для меня перевернулся. Секретарь спросил, понятно ли мне, что
сначала я служила для врага подопытным кроликом, потом пришла бы оче-
редь других детей. Цель нашей училки - заставить весь класс предать
коммунизм! Я чувствовала и вину и гнев разом: "Да, я выступлю завтра".
Он кивнул. "Наша партия верит в тебя, Мао будет гордиться тобой".
"Разоблачить скрытого классового врага, американскую шпионку! Выво-
лочь ее на солнечный свет!" Толпа заревела, едва начался митинг. Я си-
дела на ступеньках сцены. Два дюжих парня выволокли нашу учительницу
на глаза двухтысячной толпы, на глаза ее учеников и сослуживцев. Вы-
толкали, заломив ей руки за спину. Она была неузнаваема. Мы виделись
всего несколько дней назад, но она успела на десять лет состариться.
Вдруг поседела. Исхудала лицом. С шеи свисала табличка: "Докатилась до
шпионажа". Парни трижды нагнули ей голову перед портретом Мао, а один,
еще резче заломив ей руку, потребовал: "Проси прощения у Председате-