"Аньци Минь "Красная Азалия" Жизнь и любовь в Китае" - читать интересную книгу автора

ля!" Она молчала. Тогда они уже вдвоем принялись выкручивать ей руки.
Лицо учительницы исказилось от боли. Она пробормотала несколько слов,
и ее отпустили.
У меня пересохло во рту. Смотреть на сцену не было сил. Веревка,
оттянутая тяжелой доской, глубоко врезалась ей в шею. Я позабыла свои
обязанности - организовывать скандирование, пока мне не напомнил о них
секретарь. "Да здравствует великая пролетарская диктатура!" Я выкрики-
вала лозунги, следуя их стандартному набору. Страх охватил меня, когда
я поняла: учительница пытается сопротивляться своим охранникам. Они
хотели пригнуть ее голову к земле, а она силилась взглянуть в небо. С
нее слетели очки, и я увидала, что глаза ее закрыты.
Секретарь Чэнь заорал на нее. Толпа отозвалась ревом: "Покайся! По-
кайся!" Чэнь схватил микрофон и прорычал, что терпение масс имеет пре-
дел. Своим поведением преступница сама роет себе могилу. Но она молча-
ла. Только после жестокого удара промолвила, что каяться ей не в чем.
Она невиновна. "Наша партия никогда не обвиняет невинных, но наша пар-
тия никогда не позволит классовому врагу ускользнуть от суда проле-
тарской диктатуры", - заявил секретарь Чэнь. Он сказал, что пришел мо-
мент вывести преступницу на чистую воду. Он кивнул мне, потом повер-
нулся к толпе: "Дадим слово жертве!"
Я встала. Голова шла кругом. Раздались аплодисменты. Солнце сияло
вовсю, слепило глаза. Словно пчелиный рой закружился передо мной, жуж-
жа как скопище крохотных вертолетиков. Когда в толпе захлопали, я по-
дошла к самому краю сцены, встала перед микрофоном. Достала текст, на-
писанный прошлой ночью. Вдруг поняла, что мне совершенно необходимо
поговорить с родителями. Я испугалась. Вчера ночью я не ночевала дома,
осталась в классе вместе с другими красногвардейцами. Впятером мы пи-
сали речь. Я пожалела, что не дала ее посмотреть отцу с матерью. Глу-
бокий вдох. Пальцы мои так дрожат, что невозможно перевернуть страни-
цу. "Не бойся, мы все с тобой", - прошептал мне на ухо Чэнь. Он подо-
шел будто бы микрофон поправить. Поставил передо мной кружку. Я схва-
тила кружку и залпом выпила воду. Чуть полегчало. Я начала говорить.
Я читала, обращаясь к толпе, что вот учительница, волк в овечьей
шкуре. Я показала книги, которые она давала мне. Краем глаза заметила,
как та повернулась в мою сторону. Она что-то прошептала. Я занервнича-
ла, но заставила себя продолжать. "Товарищи, теперь мне понятно, поче-
му она так хорошо ко мне относилась. Она старалась сделать из меня
врага нашей страны, цепного пса империализма!" Пока толпа выкрикивала
лозунги, я украдкой взглянула на учительницу. Та тяжело дышала и была
близка к обмороку. Кровь стыла в моих жилах, силы оставили меня. Я
ужаснулась, увидав ее глаза без очков - казалось, они вылезут из ор-
бит, они были размером с шарик для пинг-понга.
Толпа бесновалась. "Покайся! Покайся!" Послышался тихий голос учи-
тельницы, она пыталась объясниться с толпой: "Никогда никого я не про-
бовала превратить во врага. - Она разрыдалась. - И зачем? Зачем?" -
повторяла она раз за разом. У нее пропал голос. Она тряхнула головой,
стараясь вернуть себе способность говорить, но не могла произнести ни
слова. Наконец ей удалось вымолвить, что ее отец любит эту страну, по-
тому и она приехала сюда учительствовать. Они с отцом верят в силу об-
разования. "Шпионка? О чем вы говорите? Кто внушил вам эту мысль?" Она