"Сергей Антонов. Аленка" - читать интересную книгу автора

костров.
На стене одной из избушек висел почтовый ящик, и женщина в форме
почтового служащего тоже сидела на корточках перед костром и тоже готовила
ужин. У некоторых были старинные чайники с длинными, змеиными носиками, у
некоторых - новые хромированные самовары, которые в Рыбинске продаются в
самом большом и хорошем магазине.
На совхозную машину никто не обратил внимания: видно, много грузовиков
и легковушек появилось в степи. Только долговязый черноволосый мальчуган,
заметив Аленку, пронзительно закричал и, размахнувшись, бросил ей что-то, но
недобросил.
Аленка долго смотрела на него; он был чем-то похож на подпаска с
двугривенным, но подпасок был куда красивее и мог скакать на лошади без
уздечки, а этот - вряд ли.
Селение кончилось, и снова потянулась монотонная степь. Аленке
сделалось грустно, и она стала слушать, что говорят взрослые.
- Я ей то же самое сказывала, - говорила Василиса Петровна. - Куда
тебе, доченька, в пастухи? Чего ты там не видала, в пастухах-то? Небось не
по бумажке приехала, а по доброй воле, с десятилеткой, можешь чистую работу
исполнять. Да и где тут пасти, в этом степу? Это у нас на Волге, на лугах-то
на заливных, трава сахарная, хоть варенье с нее вари... Полежишь на лугу -
от тебя медом пахнет. А тут чего? Образумься, говорю, доченька, где ты
станешь тут пасти? Тебе, мол, не козу дают, а конский табун - десять голов.
"Нет, говорит, мама, хоть ты и воспитала меня в послушании, а не огорчай -
отпусти в пастухи. Погляди, говорит, мама, как нонешний-то пастух
бессердечно лошадок бьет. Как ты меня в родном, говорит, доме воспитала,
мама моя дорогая, такая я и стала - очень, говорит, жалею животных, и
особенно лошадей. А если мы с тобой станем работы пугаться, нечего нам было
и на целину ехать". Вот тебе и получился пастух, царство ей небесное, вечный
покой. Двух дней не поработала. За два дня только зарплату и вывели... Это
Егор виноват, зараза, век я ему не забуду, черту сивому...
Василиса Петровна заплакала.
Она рассказывала о своей дочери Лизавете, и Аленка стала слушать
внимательнее.
- Егора винить не надо, - сказал Димитрий Прокофьева.
- "Не надо"! - передразнила Василиса Петровна. - А чего он мешки-то из
саней повыкидывал?
- А ты забыла, как мы тогда в грязи тонули? - спросил Димитрий
Прокофьевич, - Все совхозы сев кончили, а мы и не начинали. Трактора и те по
кабинку вязли. А горючее - за Кара-Тау.
- Помню, как же! - оживилась Василиса Петровна. - Сама небось от этого
Кара-Тау с доченькой пешком пришла. Ни одна машина не едет - все застряли. А
Лизавете не терпится: пойдем да пойдем... Пришли в совхоз - там все ровно
очумели. Никто ничего слушать не хочет - бегут, кидаются куда-то по
сторонам. Спрашиваю, где на первый случай переночевать, а они смеются. Чего
смеются? Залезли мы с дочкой в землянку. - Василиса Петровна на минуту
смолкла и задумалась. - Мне и до сей поры не понять, чья это была землянка.
Вроде бы в ней по-людски и не жил никто, кроме меня, только спать
набивались. Да вещи чьи-то навалены, чемоданы, одеяла... Ничего не поймешь -
где чье... Ну ладно, оформилась дочка сменным пастухом, в ночь заступила.
Первую ночь, слава богу, все обошлось благополучно. А во вторую ночь