"Сергей Антонов. Аленка" - читать интересную книгу автора

приехала, все равно как Буденный, в лыжных штанах да на коне верхом. Давай,
значит, ей среди ночи полдник. Поставила - суп гороховый на мясном отваре.
Только дочка ложку хлебнула, Егор этот, ирод, и кричит с дороги: "Пастух! Я
у берега семена бросил. Лигроин весь вышел". Смотри, мол, как бы твои кони
не поели семена. Сортовой материал! Бросила дочка ложку да на коня, да к
табуну наметом, да не по мосту, а прямиком к берегу, да вплавь. Сижу -
дожидаюсь, а сердечко уже беду-то чует. Сижу - гляжу на свечу. В ту пору не
одна я - все при свечах сидели. Керосину для "летучей мыши" и того не
давали - вон как дожились с горючим-то... Вдруг сердце как схватит да как
прищемит - никакого продыху нет. И в самый этот момент свеча туда-сюда - и
загасла, ровно кто склонился надо мной и дунул из-за плеча. Я и дух-то
нездешний щекой услыхала. Ну, батюшки, страсть! Знак подан, беда пришла...
Спаси и сохрани, царица небесная!
- Предрассудки, - сказал Димитрий Прокофьевич.
- Вам все предрассудки! - заворчала Василиса Петровна. - У плиты вся
снасть распаялась - тоже вам предрассудки.
Она помолчала немного, успокоилась и продолжала:
- Надо, думаю, в степь выйти, поглядеть. А самой страшно. И свечу
зажечь боюсь, и выйти боюсь. Легла - не спится, всю постель боками истерла.
Нет, думаю, чем такую муку терпеть, лучше пойду погляжу.
А ночь в ту пору выдалась светлая, первая за всю весну. Вышла я к
речке, гляжу - на том берегу мешки на тракторных санях и трактор брошенный,
а возле мешков - лошади, дерут зубами мешковину, уничтожают семенной
материал. И ейный конь там, дочки моей, красавицы. Седло на брюхе- и тоже
ест. Чего ему не есть...
Как увидала я седло-то на брюхе, так и села на месте. Сижу и воплю в
голос, а никто не идет. В эту пору до усадьбы пробился первый бензовоз с
горючим. Ну все и кинулись туда как ошалелые - даром что ночь. И трактористы
там, и шофера, и кто надо, и кто не надо. Вопила я вопила, побегла к
бензовозу. Там из-за горючего форменная драка идет. Кидаюсь к одному, к
другому - ничего не слышат. Кой-как разобрались - побегли на реку. Кто с
чем: кто с веревкой, что с заступом, кто с багром, а кто так, без ничего
побег. А я-то, дура, не то что побечь с ними, а идти путем не могу. Села
наземь и сижу так. Пройду немного, опять на землю сяду. Так и плелась до
самой до реки.
Приплелась. Лежит на бережку русалочка моя. На одной ноге сапог, на
другой - нету. Вокруг разложены под камешками документы - сохнут. А личико
зеленое... Косынка зеленая была, линючая, вот и течет по личику зеленая
краска...
- Что она у тебя, плавать не умела? - спросил Димитрий Прокофьевич.
- Еще чего, не умела! Сами подумайте, разве мыслимо - на Волге
родилась, а плавать не умеет? Она у меня, победна головушка, Волгу
переплывала, не то что Иргиз. А тут у ней ноги в стремена были вздеты...
Солдаты, говорят, и те, когда на конях переплывают, ноги из стремян
выпрастывают. А моя в солдатах не служила, никто ее этому не учил. Стала
переплывать реку, а седло было неподогнатое. Перевернулось седло - и коню
под брюхо. И ее туда же поволокло. Правую ногу успела выдернуть, а верней из
сапога вынуть, а левая, видно, крепко зацепилась за стремя. Подвернулась она
у ней там, да и сломалась... Тут и пришел ей конец, и успокоилась касатка
моя на донушке.