"Сергей Антонов. Аленка" - читать интересную книгу автора

Что делать? Куда деваться? В землянку ее не снесешь: там и живым тесно,
не то что с усопшими туда лезти... И остались мы с дочкой вдвоем ночь
коротать на бережку, под ясными звездочками, с красавицей моей нелюбанной,
нецелованной. Рвалась на целину, а и не повидала путем, что это и за
целина... Утерла я ей со щечек зеленые потеки, лежит она бледная, ровно
капустный листик, в порванном пинжачке... багром ребята порвали... И
пальчики у ней сморщились, как в большую постирушку. Одна ножка, без сапога,
кверху носком глядит, другая все набок отваливается. Подгребу кой-как глины
к ножке-то, немного подержится - и опять набок... Сапожище мужской, тяжелый.
Сижу у ней в головах, ничего не чую. Дождик постукивает, а я не чую. И не
верю, что мертвая. Вижу, а не верю. Так вот и стерегу, что проснется, станет
вставать - тут и надо ее остеречь, что ножка сломана... Как развиднялось,
гляжу - стоит кто-то в отдалении. "Тебе, говорю, что тут интересно?" -
"Здравствуйте, говорит, тетенька. Примите, говорит, соболезнование". Сам
молоденький, лохматый, на рукаве черная тряпка. А в отдалении стоит, не
подходит. Боится, значит, подойти. Не видал еще по молодости лет поблизости
от себя покойничков. "Ну, спрашиваю, чего тебе?" Он и говорит оттуда:
"Замерить, говорит, надо". А сам не подходит. Сломала я прутик, сделала
мерку. А он говорит: "Не серчайте, говорит, тетенька, ради бога... Сейчас,
говорит, бензовоз придет, и нужно мне на заправочную спешить, а то кабы еще
кого не пришлось замерять. Не серчай, говорит, тетенька, снеси сама мерку
плотникам. Им дело поручено, а в подкрепление я еще бумажку напишу". -
"Спасибо тебе, говорю, сынок. Кабы ты постарался, чтобы сыграли у нее на
могилке, я бы тебя отблагодарила". - "Мы бы, говорит, сыграли, да у нас
барабанщик с оркестра гдей-то пропал на бензовозе без вести, а без барабана
какая музыка? Это не краковяк играть". - "Ну что же, нельзя так нельзя.
Ступай, говорю, сынок. И на том спасибо". Взяла у него бумажку и поплелась к
плотникам на центральную усадьбу.
А плотники тот дом собирали, где сейчас Муратовы живут. Нашла
бригадира, подаю ему бумажку, прошу гробик сколотить. А он головой мотает:
"Пускай нам спускают из конторы чертеж. Мы, говорит, сроду такого наряда не
получали и не знаем, с какого бока к нему приступить. По чертежу, говорит,
постараемся, а так не сумеем. Не сердись, говорит, мамаша, сами будете
недовольны". И правда, вижу - не сколотить им гробика. Ребята все молодые,
глупые, рты пооткрывали и глядят, ровно на чучело...
Что делать? Побегла в контору, а там, как на грех, нету никого. Ни
Романа Семеновича, ни замполита, ни инженера, ни агронома, никого нету. Хоть
шаром покати. Только бак стоит цинковый. Может, думаю, дома отдыхают? Куда
там, говорят, дома! Они трое суток не ночуют. От самой, считай, станции
расстановились по всему пути, горючку из грязи выволакивают.
- Я тоже тогда был на трассе, - сказал Гулько.
- Про то и говорю. Куда, думаю, деваться? Бегу обратно к плотникам.
Христом богом молю - не берутся. "Что же вы над нами делаете, ребята, как не
совестно? Не могу же я вокруг вас цельный день скакать, она там одна лежит,
ее птица склюет!" И слушать не слушают, мерку не берут. Тут, спасибо, идет
этот лохматый. Постоял тихонько и говорит: "Ступайте, тетенька, я улажу". И
мерку взял. Хороший парнишка, дай ему бог здоровья.
- Как фамилия? - спросил Гулько.
- А кто его знает, какое у него фамилие... Вы его знаете, он ваш, на
механизации служит.