"Анна Арнольдовна Антоновская. Город мелодичных колокольчиков (Великий Моурави, Книга шестая)" - читать интересную книгу автора

Моурави уже отстранен от воинских дел, он уже не полководец. Хорошо еще,
если султан не изгонит его из страны, а позволит сражаться вместе с
"барсами", как простому воину. Видишь, как ручей превращается в реку?
Сначала ручеек едва пробивается из какой-то щели, воды едва хватает курице
на глоток, лотом, по мере течения, другой ручеек присоединяется, потом
третий, четвертый, вода бежит, захватывает новые ручейки, речки, народ
спешит лодки спустить, плывут, купаются. Внезапно река врывается в озеро,
размывает его берег, подхватывает застоявшуюся воду, несется к другой реке,
соединяется со второй, третьей. И вот уже по широкому морю, образованному из
десятков рек, несутся корабли с товарами, галеры с войском... Шумит
неумолчно вода... Так в исповедальне глиняный кувшин может быть по велению
рока превращен во вместилище непоправимых несчастий.
Волнение охватило Русудан. Она возвращалась из квартала Фанар в
Мозаичный дворец, не узнавая улиц: "Нет, и тут не будет покоя Георгию. Разве
дела божьего дома тревожат патриархов, католикосов и других "святых отцов"?!
Царство - вот их забота! Почему? Богатство! Тщеславие! Только ли это?! Они
проповедуют непротивление злу и вредят добру. А страдает кто? Прав мой
Георгий, церковь во многом мешает народу, особенно - быть сытым".


ГЛАВА ВТОРАЯ

Из-за холмов, заросших фиолетовым вереском, показался оранжевый край
раннего солнца. Поголубели выси. Босфор очнулся от дремы и сдунул с еще
сонного Стамбула, с его куполов и минаретов дымчатое покрывало. Косые лучи
проникли в узкие окна мечети Баязида, отразились в гранях горного хрусталя
на своде купола тюрбэ Сулеймана Законодателя, скользнули по решеткам резной
бронзы фонтана Араб Капу, сверкнули в стеклянных колпачках, венчающих
матовые купола бань, и распластались на киосках Эски-сераля.
В огромных лужах, - дождь прошел накануне, - кувыркались блестки,
соперничая с игрой камней в лавках Куюмджу чаршысы - Базара ювелиров. На
узких улицах Галаты, где могут затеряться тысячи прохожих, первыми появились
гамалыки - носильщики тяжестей - и захлюпали по лужам, отгоняя одичавших
собак, воющих и визжащих. С посветлевшего залива налетел свежий ветер,
раскачивая верхушки платанов и кипарисов. Встрепенулись чайки, усеявшие
береговые плиты, словно накатились на них белые гребни волн. Запахло рыбой,
сгружаемой с каиков, похожих на дельфинов.
Но сады дворцов Топ-Капу, Чераган и Долма-бахче еще безмолвствовали.
Шумела лишь стража, охраняя многочисленные киоски, террасы цветников и
галереи.
Тихо и в Мозаичном дворце. Но на дальних дорожках сада, теряющихся в
зыбком полусвете, послышались тяжелые шаги. Саакадзе, уже освеженный струей
фонтана, стремительно огибал заросли, то еще черные, то синеющие. На взгорке
гордо стоял аист, удивленно смотря на быстро идущего человека, столь
непохожего на важного, медлительного пашу, обитавшего ранее в Мозаичном
дворце.
На нижних ветвях, сплетающихся над дорожками, поднялся невообразимый
гам: птицы, явно следя за шагающим незнакомцем, разноголосо извещали о своем
пробуждении, склоняя то вправо, то влево свои пестрые головки. Саакадзе
засмеялся, замедлил шаги и, открыв кисет, стал бросать своим любимицам зерна