"Анна Арнольдовна Антоновская. Базалетский бой (Великий Моурави, Книга пятая)" - читать интересную книгу автора

Вместо защиты замка... ты... Я сам готов кулаком твою рожу измять, только
десницу о кизяк не хочу пачкать!
- И умно поступишь, Андукапар, - снова захохотал Зураб. - Зачем
чужое... месить, когда своего сверх головы навалено.
Царь Симон взглянул на Зураба, на отвернувшегося Хосро и вдруг прыснул
так, что сидевшая у его ног собака, поджав хвост, заскулила.
"Раз царь, хоть и неуместно, смеется, невежливо везиру молчать", -
прикинул в уме Шадиман и тоже засмеялся.
"Шайтаны, нашли час горло надрывать!" - сообразил Иса-хан и, прикрыв
шелковым платком рот, затрясся от смеха.
Мсахури уныло оглядел князей, потом склонился перед царем:
- Светлый царь царей, я еще не все сказал.
- Э, мсахури, говори не говори, лучше, чем кизяк, с твоего языка ничего
не соскользнет.
Безудержный хохот овладел всеми. Мсахури переминался с ноги на ногу.
"Так и знал, - подумал Зураб, - "змеиный" князь повеселиться захотел".
Наконец Хосро решил прекратить развлечение:
- Спасибо, мсахури, рассмешил царя. Теперь иди. Что забыл, сами
доскажем.
Царь вдруг забеспокоился: доскажут без него! Как младенца оберегают!
Вспоминают лишь ради подписей на указах о новых налогах! Он ногой отпихнул
взвизгнувшую собачку: "О шайтан!" Надоело с князем Мачабели в нарды играть,
с князем Эмирэджиби в "сто забот" сражаться, с Гульшари под стоны чонгури
петь. Почему, он поддался уговору глупцов и изуродовал свое лицо, отрастив
второй ус? Симон Второй рожден для алмазного тюрбана, а чувствует себя, как
тыква на копье! Если он царь, то он тоже хочет смеяться!
И Симон неожиданно повысил, голос:
- Подожди, мсахури, что еще хотел сказать?
- Светлый царь царей, потому осмелился в царственный Метехи прибежать,
чтобы князь мой не подумал, что я неверный его слуга. Когда угловые башни
сожгли, к замку приблизились, один азнаур крикнул: "Тащите богатства!" Тут и
мы все ринулись в замок. Жаль, большое состояние князь имел.
- Имел? А теперь дикий "барс" разбогател?
- Нет, благородный князь Андукапар, дикий Моурави Георгий лишь оружие и
коней велел отобрать. А Квливидзе дружески стукнул одного ополченца по
макушке и такое закричал: "Что смотрите, черти? Надевайте княжеские куладжи,
цаги, обсыпанные бирюзой! Папаху, чанчур, не забудь!" А чанчур уже скинул
свою чоху - где только такую взял, наверно из кусков заплесневелого лаваша
сшил, - скинул и схватил лучшую, цвета изумруда; затем куладжу князя стал
натягивать на себя. Другие ополченцы тоже устремились к одежде, только
выбежал вперед старый, как черт, глехи и такое прорычал: "Как можете вы
менять свою почетную одежду "обязанных перед родиной" на куладжи,
опозоренные изменниками?" Будто буйволиным соком окатил ополченцев, так и
отпрянули от богатств и тут же потушили жадный огонь в глазах. А тот, что
успел руку всунуть в бархатный рукав, обшитый изумрудом, в один миг стянул с
себя и отшвырнул куладжу, как продырявленный чувяк. О святой Евстафий! Лучше
бы нож в сердце мне сатана вонзил! Лучшая куладжа, а изумруда на ней - как
ячменя в конском навозе...
- Это я уже слышал, что дальше было? - оборвал царь.
- Дальше? Когда по повелению Моурави все дружинники моего князя и