"Анна Арнольдовна Антоновская. Базалетский бой (Великий Моурави, Книга пятая)" - читать интересную книгу автора

ее доблестного мужа, и с посланием от Зураба Эристави, она от нетерпения не
находила себе места. Твалади казался ей женским монастырем, где она безвинно
прозябала. И хотя ей до предела наскучили резной столик, серебряная
чернильница на лапках в обкладке тамбурного вязания цветным бисером, даже
армазская чаша с изображением богини девы и песочница в виде костяной совы,
напоминающей Нари, она не переставала скрипеть гусиным пером, сочиняя письма
Луарсабу, моля подчиниться грозному, но милосердному шаху Аббасу. Один за
другим направлялись из Твалади чапары в Гулаби с призывом к Луарсабу
вернуться царем в Метехи, дабы и для нее, подлинной царицы, распахнуть
ослепительные двери дома Багратиони. Но "жестокий" сын продолжал упрямиться,
и она, повелительница Картли, "богоравная", вынуждена была познать не только
бессмысленную скуку, но и унизительные ограничения, урезывая себя в нарядах.
Раньше Саакадзе хоть скудно, но аккуратно дважды в год присылал ей из
"сундука царских щедрот" бисерные кисеты с кисточками, наполненные звонкой
монетой, а настоятель Трифилий - дары, особенно из трапезной Кватахевского
монастыря, радующие взор прислужников: корзины с вином, маслом, медом и
сыром. Да и как же могло быть иначе?! Ведь она царица! Твалади наполнен
слугами, телохранителями, охотниками. Нари сетует: "Всех надо кормить, дабы
не меркнул блеск восхищения в глазах подданных".
Так день за днем текла тягучая, отвратная, но спокойная жизнь. Потом
исчез Саакадзе, а за ним сгинули в преисподнюю кисеты с кисточками. Потом
пропал Трифилий - говорят, не надеясь на защиту католикоса, бежал в Русию, и
словно в облаках растворились корзины со снедью и виноградным соком. Правда,
католикос не обошел ее своим святым вниманием, но разве возможно
существовать по-царски на одни церковные щедроты? Тут невольно и сама
превратишься в фреску! Хорошо еще, что вовремя прибыл Хосро-мирза, иначе
совсем бы потускнел Твалади, некогда роскошная резиденция утонченных
Багратиони.
Но теперь довольно с нее милостивых забот и благодеяний! Отныне пусть
ее верные слуги живут, как умеют. Она соизволила оказать честь Эристави и
год прогостит у княгини Нато. Да, именно "оказать честь", так и написал
Зураб... А его богатые преподношения! Их хватит потом на три года
беззаботной жизни в Твалади. Кроме двух прислужниц, Нари взяла еще десять
слуг и столько же коней. В Твалади еще оставлено лишь десять мужчин и пять
женщин, пусть мучаются; Нари наказала им сеять просо, сушить фрукты,
запасать мед и умножать скот и птиц. Хосро известил, что предстоит веселье.
Давно пора! Скука надоела - это не удел цариц!
Внезапно Мариам отскочила от окошка, приятные мысли испарились, подобно
утреннему туману: в ворота караван-сарая гуськом въезжали закутанные в бурки
всадники.
Не предусмотренный августом градобой настиг и азнауров в лесу. Они уже
разделились на группы. "Барсы" свернули влево, где в условленном месте
должны были встретиться с Саакадзе. Квливидзе с ополченцами направился в
Бенари - там, в замке Моурави, он произведет раздачу трофеев. Нодар, Гуния и
Асламаз повернут в Гори; по дороге предстояло, по просьбе крестьян,
кратковременное посещение деревни, где бесчинствовали сарбазы, посланные
Мамед-ханом добывать продукты. О странном караване с закрытыми носилками
"барсам" донес дозорный из Мухрани.
Понятно, Саакадзе и все "барсы" не хуже арагвинца умели распознавать
шалости неба. И не успело невинное облачко зацепиться за острый луч солнца,