"Андрей Аникин. Пятое путешествие Гулливера" - читать интересную книгу автора

нему, он казался образованнее остальных наших товарищей и действительно был
в прошлом студентом колледжа, где изучал медицину. Но не так давно
многократносверхравные решили, что ученые врачи и медицина есть, исходя из
второго завета Оана, вещь излишняя. Колледж закрыли, а бывших студентов
разослали в разные места. Тогда и Нут пoпал на ферму, где иногда лечил
животных: ветеринарное дело не подпадало под запрет. Поэтому, между прочим,
людей тепeрь тоже лечили ветеринары.
Что было более естественно, чем возникшая между молодыми людьми
любовь?
Мне искренне хотелось помочь бедным влюбленным, но я понятия не имел,
как это сделать. Безумием было бы пойти к нашему сверхравному и рассказать
ему все. Оялу могли отдать не мне и не Нуту, а какому-нибудь негодяю самого
низкого пошиба. Подходящим оружием здесь могла быть только хитрость. Прежде
всего мне надо было завоевать доверие юноши и девушки, не вызвав при этом
ничьих подозрений. Времени оставалось в обрез, так как через неделю меня
должны были "повенчать" с Оялой. Я употребляю это слово, ибо не знаю, как
называется эквигомский обряд, которым соединяют мужа и жену. Он заключается
в том, что оба дают торжественную клятву выполнять в семейной жизни заветы
Оана. Один из них гласил: брак не удовольствие, а труд равных.
Я нашел случай поговорить с Нутом за нашей скромной едой.
Подсев к нему, когда он один доедал свои овощи, я тихо сказал ему, что
знаю о его любви к Ояле. Бедный юноша страшно побледнел и едва не
подавился. Вероятно он уже мысленно видел разоблачение и наказание. Я
поспешно сказал ему, чтобы он не боялся, потому что я хочу им добра, но на
его лице попрежнему не было ничего, кроме страха и подозрительности.
Тут к нам подошли люди, и мы были вынуждены прервать разговор.
Тогда я подумал, что, как это часто бывает, рассчитывать надо не на
юношу, а на девушку. Я сказал ей, что ее друг напрасно боится меня и что я
хочу им помочь. Сказал также, что пока придумал лишь следующее: я
притворюсь больным и попрошу отсрочить брак. Они же должны тем временем
что-то цредпринять, но что именно, я не знал.
Через два дня Нут сам подошел ко мне и сказал, что он верит мне и от
всей души благодарен. Они решили бежать в горы, где, как все знали,
скрывалось немало беглецов, по разным причинам боявшихся сверхравных и
жрецов Оана.
Он просил меня также, если я попаду в столицу, навестить его
родителей, которых он в отличие от большинства эквигомов хорошо знал и
любил: в семь лет он тяжело заболел, и его передали из воспитательного
заведения родителям, а потом забыли.
Я отвечал, что не могу ни одобрить их план, ни отговаривать их, так
как плохо знаю страну и не могу оценить риск.
С юношеским задором отвечал он, что Ояла и он готовы скорее погибнуть,
чем позволить себя разлучить. Слезы навернулись мне на глаза, и я сказал,
что сделаю все возможное, чтобы им помочь. Мы договорились, что я на другой
день "заболею", а они используют время, чтобы накопить немного пищи и
подготовить побег.
Я притворился, что у меня жестокие боли в животе. Поскольку начальники
опасались холеры и других заразных болезней, меня заперли в отдельной
хижине. Впрочем, единственным лечением у них был голод, так что я мог бы
по-настоящему заболеть, если бы не Ояла, которая в ночной тьме прокралась к