"Ежи Анджеевский. Никто" - читать интересную книгу автора

- Евриклея, Евриклея! - повторил Одиссей.
- Ты когда-то в первый раз позвал меня на свое ложе, потому что я
напоминала тебе Пенелопу.
- Да, так и было.
- Но во второй раз ты это сделал потому, что я не была на нее похожа.
Одиссей озяб - он лег и, натянув на себя овчины, положил руку на грудь
лежавшей рядом женщины. Грудь была теплая, еще гладкая и упругая.
- Ты хочешь? - спросил он.
- Да, - ответила она.
И он вошел в нее, и они долго насыщались все возрастающим наслаждением,
после чего оба уснули и не слышали первых утренних петухов.
14. За несколько лет до того. Пенелопа на ложе, словно помолодевшая от
сильного жара, но волосы почти совсем седые. Евриклея приводит Телемаха.
- Приветствую тебя, матушка.
- Здравствуй, сын мой. Оставь нас одних, Евриклея. (Евриклея выходит.)
Садись, Телемах. Только придвинь табурет поближе, мне трудно говорить громко
и внятно.
- Как ты себя чувствуешь, матушка?
- Слушай меня внимательно.
- Слушаю, матушка.
- Я хочу тебе признаться, пока голова у меня еще ясная, в тяжком грехе.
- Ты, безгрешная?
- Да, в тяжком, ибо от всех скрываемом. Даже от моего супруга, и
особенно от него.
- Матушка!
- Я не была способна, я не могла любить.
- Матушка моя! Но ведь это он жестоко отдалился от тебя, это у него не
было любви.
- Я знаю. Но я перестала его любить намного раньше.
- Прости, я не понимаю.
- Тут нечего понимать.
- Ты полюбила другого мужчину?
- О нет. Я не полюбила ни одного из женихов. Но всю свою жизнь я несла
бремя еще более тяжкого греха. Я никогда не любила ни одного мужчину. Не
сумела полюбить твоего отца, а потом, покинутая на долгие годы, я сохраняла
только память о нем и свою гордость, потому и была верна.
- Стало быть, я - дитя нелюбви?
- Зато ты был и есть любимое дитя.
- Я уже не дитя.
- Я мало знаю о любви, сын мой, но думаю, что если любовь возникла, то
она существует долго.
- Ты полагаешь, что отец меня любит?
- Спроси у него.
- Ни за что! - воскликнул Телемах.
Горящими глазами Пенелопа долго вглядывалась в прекрасное лицо сына,
так сильно напоминавшее ей былую ее девичью красоту. Наконец она сказала:
- Значит, ты уверен в любви отца?
Телемах опустил голову.
- Мне становится страшно, - тихо сказал он, - что придет день, когда я
должен буду этой любви нанести рану.