"Вирджиния Эндрюс. Рассвет" - читать интересную книгу автора

немым приказом не задавать слишком много вопросов. Джимми был прав - у папы
снова был тот дикий неестественный взгляд, от которого у меня по спине
пробегала дрожь. Я ненавидела, когда у папы был такой взгляд. Он был
красивым мужчиной с резкими чертами лица, шапкой каштановых волос и черными,
как угли глазами. "Если когда-нибудь я влюблюсь и решу выйти замуж, мой муж
будет таким же красивым, как папа", - мечтала я. Но я ненавидела, когда папа
был не в духе - когда у него появлялся этот дикий взгляд. Его красивое лицо
искажалось и становилось уродливым - и мне было невыносимо видеть это.
- Джимми, снеси чемоданы вниз. Дон, помоги маме упаковать то, что она
хочет взять на кухне.
Я взглянула на Джимми. Он был на два года старше меня, но внешне мы
очень различались. Брат был высокий, стройный и мускулистый, как папа. Я
была маленькая с лицом фарфоровой куколки, как говорила мама. На нее я была
совсем не похожа, мама была такой же высокой, как папа. Она говорила мне,
что в моем возрасте была долговязой и неуклюжей и до тринадцати лет походила
на мальчишку, а потом неожиданно расцвела.
У нас было мало семейных фотографий. У меня была единственная
фотография мамы: когда ей было пятнадцать. Я могла часами сидеть и
рассматривать ее лицо и искать наше сходство. На снимке она стояла под
плакучей ивой и улыбалась. На ней были прямая, до лодыжек юбка и пышная
блузка с оборками на рукавах и воротничке. У нее были длинные темные волосы,
мягкие и блестящие. Даже на этой старой черно-белой фотографии ее глаза
сверкали надеждой и любовью. Папа говорил, что сделал это снимок маленькой
камерой, которую он купил за четверть доллара у своего друга. Он не был
уверен, что она исправна, но все же эта фотография получилась. Если у нас
когда-либо и были другие фотографии, то они затерялись во время переездов.
Однако даже на этой простой старой черно-белой, выцветшей фотографии с
обтрепанными краями мама была такой хорошенькой, что было понятно, почему
папа сразу же потерял от нее голову, хотя в то время ей было всего
пятнадцать лет. На снимке она была с босыми ногами и выглядела такой свежей,
невинной и милой, какую только и могла предложить природа.
У мамы и Джимми были одинаковые вьющиеся черные волосы и черные глаза,
у обоих был бронзовый цвет лица и прекрасные белые зубы, что позволяло им
улыбаться ослепительной улыбкой. У папы были темно-каштановые волосы, а мои
были белокурыми. И на щеках у меня были веснушки. Ни у кого больше в нашей
семье веснушек не было.
- А как же грабли и лопаты, которые мы купили для огорода? - спросил
Джимми, стараясь скрыть малейшую надежду.
- У нас нет места, - отрезал папа.
"Бедный Джимми", - подумала я. Мама рассказывала, что он родился
скрюченным, словно сжатый кулак, глаза его были плотно закрыты. Она
говорила, что родила Джимми на ферме в Мерилэнде. Они только что прибыли
туда и искали какую-нибудь работу, когда ее "работа" началась. Я родилась
тоже в дороге. Родители надеялись произвести меня на свет в больнице, но
были вынуждены оставить один город и отправиться в другой, где папе уже была
обещана новая работа. Весь день и всю ночь они были в пути.
- Мы находились между нигде и никуда, и тут вдруг тебе неожиданно
приспичило появиться на свет, - говорила мне мама. - Твой папа остановил
грузовичок и сказал: "Ну, Салли Джин, давай опять". Я перелезла в кузов
грузовика, где у нас были старые матрасы, и, когда взошло солнце, ты