"Леонид Андреев. В кругу" - читать интересную книгу автора

серые ряды солдат...
- Пестрые, - поправил Алексей Егорович.
- Да, пестрые. Дым, грохот пушек, свист пуль. Над головами черная туча
дыма, вдалеке языки огня...
- Треск падающих домов... - продолжал Алексей Егорович. Я не знал, что
у него тоже есть фантазия. И я тоже хотел добавить кое-что к изображенной
картине, но вовремя вспомнил, что я человек культурный, и вставил:
- Но какое ужасное зло - война.
- Зло, - не сразу понял Иван Петрович. - Ах да, конечно, зло. Вон
баронесса Зуттнер пишет...
- Н-да, - промямлил Алексей Егорович и почему-то свирепо посмотрел на
меня. - Конечно. Кто же говорит, что не зло. А что, в винтик не сыграем? - с
тоской оглянулся он и даже попробовал ногой под диваном, точно там мог быть
запрятан "четвертый". Положительно, у этого толстяка была фантазия.
Четвертого не нашлось, и мы продолжали разговаривать на ту тему, что
война зло. Говорили мы горячо и убедительно. Иван Петрович представил даже,
вроде гаршинского героя, как это лежат в ряд трупы: один, два... тысячи.
Пришли к тому заключению, что война вредна во всех отyошениях. А придя,
вздохнули, и я вспомнил горничную Машу, конку, лихача, квартиры и
канатоходца. Потом долго сидели молча и вздыхали.
- Слава Богу, - заговорил Иван Петрович, - начинают, по-видимому,
сокращать древние языки. Пора бы уже.
- Давно пора, - согласился я. - Сколько напрасно потраченного времени,
сколько мучений... Эти хотя бы экстемпоралии или каникулярные работы.
- Именно, - согласился Иван Петрович.
- Помню я, как раз...
И Иван Петрович рассказал несколько анекдотов из гимназической жизни,
отчасти по поводу экстемпоралий, но главным образом относительно курения.
Рассказал несколько анекдотов и Алексей Егорович, немного оживившийся. К
сожалению, я уже раньше слыхал их и не мог смеяться с надлежащей степенью
веселья и искренности. Странное ощущение: о чем мы ни заговаривали,
казалось, что мы уже говорили об этом, и не в той жизни, а только вчера, до
того свежи в памяти были и слова и ощущения. Попробовал я смеяться - и мне
чудилось, что и вчера я смеялся и третьего дня, и именно по этому же поводу;
попробовал я негодовать - и вчера негодовал и третьего дня негодовал.
- А читали, - перешел Иван Петрович к новой теме, - как один купец, не
то мещанин выкатил проходившим войскам бочку пива и целовался с солдатами.
Все плакали, - иронически добавил он.
- Патриотизм, - иронически заметил Алексей Егорович.
- Патриотизм! - усмехнулся я.
Дальше иронии мы, однако, не пошли: уж очень скучно было. Так было
скучно, что я снова размечтался о горящем Пекине. Потом мне вспомнился
почему-то Наполеон и горящая Москва и стало жаль, что меня в то время не
было, а потом я вздохнул от совершенно неожиданной мысли: антихрист придет
очень еще не скоро. По счастью, нас позвали пить чай.
За столом речь снова зашла о войне. Иван Петрович возмущался поведением
Англии, Алексей Егорович иронизировал по поводу союзников вообще, я
иронизировал по поводу Англии, союзников и культуры. Что-то ненужное,
притворное было в иронии и в разговоре, и было не то совестно, не то обидно,
не то просто скучно до отчаяния.