"Леонид Андреев. У окна" - читать интересную книгу автора

проснулся...
- Это кикимора-то? - спросила Наташа громко, точно желая, чтоб ее
слышали за перегородкой.
- И впрямь кикимора, - шепотом согласилась хозяйка. - Пойду самовар
ставить и тебе в чайнике заварю. Ах, разбойник, что наделал-то!
"То Сусли-Мысли, то кикимора - вот дурачье-то, - рассердился Андрей
Николаевич. - Вот как пожалуюсь Федору Ивановичу, он тебе покажет кикимору.
Дура полосатая!"
Он подошел к окну и открыл половинку. В комнату ворвался теплый ветер,
пахнущий сыростью и гниющими листьями, и зашелестел бумагой на столе. Слышно
стало, как скрипит дерево о железную крышу и шуршит мокрая зелень. К
богатому дому подъезжали один за другим экипажи, и из них выходили мужчины в
цилиндрах и дамы в широких ротондах и с белыми платками на головах. Подбирая
шумящее платье, они входили на крыльцо. Массивная дверь широко распахивалась
и выпускала на улицу столб белого света, зажигавшего блестки на
металлических частях экипажа и упряжи. Дом стоял безмолвный и темный, но
чудилось, как сквозь тяжелые ставни, закрывающие высокие окна, сияют
зеркальные стекла и вечно живые цветы радуются свету, движению и жизни.
Несколько экипажей остались ждать господ, и кучера, раскормленные, важные, с
презрением смотрели с высоты своих козел на темные покосившиеся домишки.
Напившись чаю и четким красивым почерком переписав казенную бумагу,
Андрей Николаевич начал готовиться к новому сну, для чего перестлал постель
и взбил подушки. За перегородкой Федор Иванович бурчал сокрушенно и
раздумчиво:
- Дело вот в чем: двух копеек я так-таки и не разыскал.
- О, господи!..
Нужно было закрыть ставню, и Андрей Николаевич прошел на улицу. Экипажи
еще стояли, и кучера грузными и сонными массами темнели на козлах. В большом
доме глухо рокотали ритмические звуки рояля и минутами стихали, относимые
порывом ветра. И этот же ветер приносил на крыльях свои новые звуки,
явственно слышные, когда переставало скрипеть дерево. То были печальные и
странные мелодические звуки, и не руками живых людей вызывались они в эту
черную ночь. Легкие, как само дуновение ветра, они то нежно молили, то
плакали, и умолкали с жалобным стоном, то, гневно ропчущие, поднимались к
небу с угрозой и гневом. Словно чья-то страдающая душа молила о спасении и
жизни и гневно роптала.
"Противная штука!" - рассердился Андрей Николаевич. В одном этом
отношении он не разделял вкусов владельца большого дома, и, когда тот
поставил на крышу арфу и ветер начал играть свои печальные песни, он никак
не мог понять, - зачем нужны эти песни человеку с белыми зубами и яркой
улыбкой?
"Ужасно противная штука! - повторил Андрей Николаевич и, понизив голос,
добавил: - Чего только полиция смотрит".
С чувством человека, спасающегося от погони, он с силой захлопнул за
собой дверь кухни и увидел Наташу, неподвижно сидевшую на широкой лавке, в
ногах у своего сынишки, который по самое горло был укутан рваной шубкой, и
только его большие и черные, как и у матери, глаза с беспокойством
таращились на нее. Голова ее была опущена, и сквозь располосованную красную
кофту белела высокая грудь, но Наташа точно не чувствовала стыда и не
закрывала ее, хотя глаза ее были обращены прямо на вошедшего.