"Иво Андрич. Жажда" - читать интересную книгу автора

жаждой и жаром, видимо, находил облегчение в непрестанном повторении слова
"вода". Он замолкал на несколько мгновений, и снова после долгого и
глубокого вздоха следовал поток слов:
- Э-э, Живан, Живан! С голоду бы тебе подохнуть! Зачем мучишь меня,
будто басурман какой. Дай мне кружку воды, а потом убей тут же, и да простит
тебя бог на том и на этом свете. У-ух!
Но Живан перестал отвечать ему.
- Живан!.. Живан!.. Молю тебя, как бога... Горю!
Тишина. Поздно взошел в эту ночь месяц. Живан перешел в тень, и, когда
он откликался, голос его еле слышен. Гайдук громко зовет начальника:
- Начальник, не мучь меня больше, чтоб у тебя царский хлеб в горле
застрял!
После каждого возгласа тишина кажется еще глуше. В этой тишине гайдук
яростно скрежещет зубами и тяжко стонет, уже не снижая голоса и не следя за
тем, что говорит.
- У-у-ух! Суки поганые, чтоб вам до скончания века кровь пить и никогда
жажды не утолить. Чтоб захлебнуться вам нашей кровью, слышишь ты, начальник,
мать твою...
Последние слова он выкрикнул сиплым, бессильным голосом, который едва
срывался с пересохших губ. И снова Живан велел ему молчать, обещая, как
только рассветет, позвать начальника, и тогда наверняка дадут воды, пусть
только чистосердечно расскажет о том, о чем будут спрашивать. А теперь пусть
потерпит. Но гайдук в лихорадке через несколько мгновений уже забывал обо
всем и снова вопил:
- Живан, заклинаю тебя именем божьим, горю! Воды!
Словно ребенок, он по сто раз повторял это слово, с разной силой и на
разные голоса, как позволяло прерывистое, лихорадочное дыхание.
Окончательно лишившись сна, охваченная дрожью, женщина слушала, сидя на
краю кровати, и уже не чувствовала своего тела, не воспринимала окружающих
предметов, поглощенная новым, не изведанным ею ранее ужасом, который
порождали в ней крик гайдука, сипящий шепот Живана и тяжелый, крепкий сон
мужа возле нее.
В пору ее короткого детства в родительском доме нередко случалось, что
по ночам, особенно весной или осенью, она подолгу не могла уснуть и без
конца прислушивалась к мучительному и однообразному шуму на улице: то ветер
скрипел жестью на дымовой трубе, то хлопала садовая калитка, которую забыли
запереть. Тогда, в детстве, она придавала таким шумам особое значение,
воображая, что это борются, ропщут или рыдают какие-то живые существа. В
жизни часто бывает так, что видения и ужасы, преследовавшие нас в детстве,
вдруг, правда в более крупном масштабе, претворяются в действительности и из
сильных, но воображаемых страхов становятся большими и реальными. Как было
бы хорошо, если бы невинные страхи, которые когда-то прерывали ее девичий
сон, оказались настоящими, а эта ночь, это глухое село, грозные слова и
крики гайдука, спящий под боком муж были бы только сном и вымыслом!
И непрерывно, словно лязг железной трубы или скрип на ветру раскрытой
калитки, доносился до нее через равные промежутки хрип человека, охваченного
лихорадкой, обессилевший человеческий голос, который с трудом скользил по
воспаленному неподвижному языку и вылетал из сухого, широко открытого рта:
- Воды, воды! У-у-ух!
Живана сменил в карауле другой жандарм, но стон гайдука не прекращался,